Охотники за диковинками

— Я права. Артефакта там нет. Но если ты не можешь уйти, не удостоверившись в этом… — Она тяжело вздохнула и закатила глаза. — Ведь говорила мне бабушка, не связывайся с мужчинами. Как только до них доходит, что они что-нибудь значат в твоей жизни, начинают вить веревки.

И не успел я еще отреагировать на ее выпад, как она уже стояла напротив меня, а мое сознание проскальзывало через грань ее ставших вертикальными зрачков. И сквозь марево взметнувшегося тумана до меня толчками доносились слова, которые я даже в самых смелых мечтаниях не надеялся услышать.

— Доверяю. Доверяю свой путь, свой бой и свою смерть. Лишь тебе, кого называю Хранителем. Доверяю. Доверяю свой вздох, свой сон и свое пробуждение. Лишь тебе, кого называю Хранителем. Доверяю. Призывая, клянусь разделить свою жизнь и свою веру. Доверяю. Лишь тебе, кого называю Хранителем.

И хотя волнение сжало горло тисками, а рвущееся из груди сердце заглушало звуки своим яростным биением, преодолевая сковавшую меня тяжесть, я все-таки нашел в себе силы произнести то, что не имел права говорить, но не мог не сказать.

— Я принимаю. Я принимаю твой путь, твой бой и твою смерть. Тебя, для кого становлюсь Хранителем. Принимаю, твой вздох, твой сон и твое пробуждение. Тебя, для кого становлюсь Хранителем. Принимаю. Откликаясь, клянусь разделить свою жизнь и свою веру. Принимаю. Тебя, для кого становлюсь Хранителем.

— Ну…. вы и даете! — Алекс изумленно смотрел на нас, пытаясь найти одно единственное слово, которым смог бы выразить бушевавшие в нем чувства.

И я понимал, что должен радоваться тому, что его попытки остаются безуспешными. Уж больно близко мы подошли к тому, о чем договорились в гостинице.

— Остынь. — Хлопнула его по плечу побледневшая Тиана и с благодарностью уткнулась мне в грудь, когда я успел ее подхватить, прежде чем она, обессилев, сползла на пол. — Дайте мне пару минут, и я освобожу кошку.

— Это что здесь сейчас такое было? — Несмотря на явно прозвучавший в голосе демона вопрос, удивленным он не казался.

— Соединение стража и хранителя сейчас было. — Недовольно поморщился дракон и значительно тише выдал фразу, на языке, который в этом мире мало кто знал.

Мог бы и подумать, что уж нам-то с Тианой он точно известен.

— Мой муж, что хочу, то и делаю. — Ехидненько прошептала моя жена, чуть заметно вздрагивая от пережитого ритуала.

Вряд ли она рассчитывала, что ее услышу только я.

— Мне начинать тебе сочувствовать, лорд Арадар? Или стоит позавидовать? — С трудом сдерживая веселье, продолжил изгаляться над нами Ингвар.

— Раньше надо было думать. — Со странной легкостью на душе парировал я, и коснулся губами волос Тианы. Моей Тианы.

— Пошутили, и хватит. — Ее голос был еще слаб, но решителен. — Расслабься и ничего не бойся.

То, что произошло дальше, описать словами оказалось очень сложно. Я чувствовал свое тело, я знал, где именно оно находится и ни на мгновение не потерял контроль над ним. Но словно часть меня вдруг оказалась совершенно в другом месте. И этим местом была лаборатория архимага.

Узкие окна-бойницы, потертый, в разводах массивный стол с подвешенными над ним магическими светильниками, стеллажи с мерцающими защитными заклинаниями фолиантами и свитками. Однако ни одна из магических нитей оплетающей это помещение паутины не кажется опасной. Они есть, но они не для меня.

Пол покрыт шкурами, так что лапы пружинят в гладком мехе незнакомого зверя, воздух сперт и затхл. А еще пронизан нотками вязкой обреченности, словно то, что находится здесь не предназначено для живых.

Один из шкафов с книгами отодвинут от стены, в которой провалом смотрится вмурованный в камень серебряный короб. Совершенно пустой. Лишь едва слышно звенят похожие на струи дождя магические потоки, которые должны были скрывать собой мощь древнего артефакта.

— Ты доволен? — Голос жены доносится до меня словно сквозь туман. Также приглушенно и вязко. Но звучащее в них ехидство не слышу, а чувствую. Словно произношу это сам.

И только теперь до меня докатывается волна смущения-радости-волнения, в которых я довольно четко различаю, словно послевкусие от хорошего вина, страх и горечь. Но это последнее исчезает быстрее, чем я начинаю осознавать, что эти два чувства касаются не того, где мы сейчас находимся. А меня.

И единственное, что я могу, отблагодарив за все, что она для меня делает, не заметить их. Потому что боится она за меня. И горюет, еще не проводив в последний путь.

— Мне стоит перед тобой извиниться. — Я всячески убеждаю себя в том, что расстроен лишь тем, что цель, которая казалась настолько близкой, неожиданно от нас ускользнула.

— А не проще ли было просто поверить? — Беззлобно фыркнула она в ответ и выкинула из сознания своего тотема.