Вместо ответа он привлек ее к себе. Иву показалось, что она не сопротивлялась. Лицо ее словно окаменело, и глаза полузакрылись. Бин начал исступленно целовать ее плечи и грудь, но она, сделав какое-то неуловимое движение, вдруг легко освободилась из его объятий и, отступив на шаг, резко и сильно ударила его рукой по лицу. Ярко сверкнул на солнце большой граненый алмаз в перстне, который она постоянно носила. Бин ошеломленно замотал рыжей головой, словно пробуждаясь ото сна, а она ударила его еще раз другой рукой и, стремительно повернувшись, исчезла в глубине аллеи. Кажется, она побежала, но Бин не пытался ее преследовать. Он стоял неподвижно, сжав в кулаки опущенные руки. Глаза его были широко раскрыты. Из рассеченной перстнем щеки тонкой струйкой текла кровь. Когда капли крови стали стекать с подбородка на плечо и побежали вниз по руке, он словно очнулся. Рассеянно провел ладонью по лицу, увидев, что пальцы в крови, слегка пожал плечами. Потом пробормотал что-то и, тяжело ступая, пошел вдоль берега. Когда Ив выбрался из беседки, Бин уже исчез за ближайшим мысом. Только цепочка глубоких следов темнела у самой кромки воды на белом коралловом песке, который уже начал розоветь в лучах заката.
В тот же вечер за ужином выяснилось, что Бин Стойерс покинул остров.
— Очень торопился, — рассказывал Риш, который только что сменился с дежурства на Центральном посту управления Главной Базы, — улетел с нашим попутным ракетопланом на остров Гуам. Кое-кого, конечно, опечалит этот неожиданный отъезд.
Риш, как всегда, оказался плохим пророком. О Бине Стойерое никто больше на Главной Базе не вспоминал. Ирма оставалась такой же, как и раньше, — холодновато-приветливой, ироничной, немного отчужденной. Казалось, ко всем на Главной Базе она относится одинаково дружески и никого не выделяет. После окончания стажировки Вилен назначил Ива в группу Ирмы. В группе было восемь инженеров, и они тогда работали в северо-западной части Тихого океана. Работы было много; случалось, что они неделями не возвращались на Главную Базу. Ирма давно собиралась в отпуск и все не могла выбрать время. Как-то вечером — их амфибия находилась тогда у восточных берегов Хоккайдо — Ирма заявила, что завтра уезжает в Европу.
— Ты останешься вместо меня, — объявила она Иву. — С Виленом согласовано. Она погрозила Иву пальчиком, предвидя его возражения. — И вообще, после отпуска я, вероятно, перейду в другую группу. Иначе, мальчики, мы можем изрядно надоесть друг другу.
Утром она исчезла, ни с кем не попрощавшись. Она просто пересела на рассвете на встречную амфибию КОВОСа, которая шла в Токио.
Ива тогда больше всего расстроило именно то, что она уехала не простившись. Он втайне надеялся, что Ирма, после того как они столько проработали вместе, позволит поцеловать себя на прощанье перед долгой разлукой. Что она может не вернуться в группу после отпуска, он просто не верил.
А она не вернулась. Месяц спустя Ив узнал, что его назначили руководителем группы. Потом работа так захватила его, что он вспоминал Ирму все реже и реже. Прошло почти полтора года. Ирма не появлялась на Главной Базе.
Как-то разговаривая по видеофону с сестрой — Дари тогда еще училась в Париже, — Ив услышал о выставке картин, посвященных подвигам сотрудников КОВОСа. Дари так и сказала: «подвигам»... Слово это показалось Иву таким смешным, что он не удержался от улыбки.
Дари поспешила обидеться.
— Между прочим, дорогой, там есть и твой портрет, — объявила она на прощанье и отключилась.
Ив замер у потемневшего экрана. «Его портрет? Неужели Ирма? Может быть, это ее выставка?...»
Вечером он еще раз вызвал Париж. Но аппарат Дари не отзывался. Лишь спустя несколько дней ему снова удалось связаться с сестрой, у которой в это время шли экзамены.
Дари вначале, как и следовало ожидать, дулась на него, но, поняв, что Ива почему-то взволновало сообщение о выставке и портрете, сменила гнев на милость. Автор работ, посвященных КОВОСу, — молодая и уже очень известная художница, которая сама несколько лет работала в КОВОСе. Зовут ее Ирма, а фамилию Дари забыла. Впрочем, если его интересует, она узнает и завтра сообщит...
Дальше Ив уже не слышал, что говорила сестра. Сердце его стучало так сильно, что этот стук заглушал псе на свете. И в унисон ударам сердца в мозгу звучало: «Ирма, Ирма... Она помнит... Помнит обо мне...»