Охотники за долларами

Это вовсе не значит, что он был пьяницей, или много пил, или еще что-нибудь в этом роде. Нет, он просто выпивал. Вот и всё.

Ни о каких излишествах здесь не было и речи. Мистер Россемейр-Браун начинал свой день, конечно, с того, что открывал глаза. А после этого к чему должен стремиться каждый энергичный человек, если не к тому, чтобы с утра хорошенько прочистить мозги? И он следовал этому мудрому правилу, основательно заправляясь перед завтраком. По пути на работу он останавливал на минуту машину у Гран-Палавера и, если был пасмурный день, то выпивал что-либо предохраняющее от сырости, а в холодный день — предохраняющее от холода; если же выпадали ясные, солнечные дни, столь вредно действующие, как известно, на нервную систему, он выпивал для укрепления нервов то, что ему предлагал буфетчик, признанный эксперт по части здоровья. После этого он в своей конторе успевал за два часа совершить больше сделок, притом крупных, с углем, дровами, бумажной массой и т. д., чем другие дельцы за неделю. И это понятно. Он ведь успевал вовремя заправиться, хорошо заправиться, подвести под себя фундамент; с утра его мозги были прочищены, так что немного было людей, которые могли угнаться за ним при заключении крупных сделок.

Действительно, деловая жизнь заставляла мистера Россемейр-Брауна выпивать. Хорошо молодому клерку, получающему двадцать долларов в неделю, начинать рабочий день с сандвичей и кофе с молоком. В крупных же делах это невозможно. Когда человек начинает идти в гору, как это было с мистером Россемейр-Брауном двадцать пять лет назад, он приходит к заключению, что если хочет добиться успеха, то должен махнуть рукой на кофе с молоком. Во всяком ответственном положении человек начинает пить. Ни одно крупное дело не проведешь без этого. Если два ловких и твердых как кремень человека стремятся осилить друг друга, то единственный способ достичь желаемого результата заключается в том, чтобы забраться в какое-либо укромное место, вроде зала Мавзолей-клуба, и вместе выливать. В этом состоит роль личности в деловой жизни, и без этого промышленность не может развиваться.

Однако повторяю, чтобы всем было понятно: никаких излишеств по части выпивки со стороны Россемейр-Брауна не наблюдалось. В самом деле, сколько бы ни приходилось ему по необходимости выпивать днем или вечером в Мавзолей-клубе, он твердо соблюдал одно правило: ничего не пить по возвращении домой. Правда, ему случалось дома останавливаться в столовой у буфета и опрокидывать маленькую рюмочку, но он считал, что делает это не «по возвращении», а «по пути» домой. Бывало также, что поздней ночью, когда его мозги были переутомлены и когда в «палаццо» все затихало, он спускался вниз в пижаме или халате, чтобы успокоить душу бренди с содовой водой или чем-либо другим, соответствовавшим настроению, которое царило в сей мирный час в обители Россемейр-Браунов. Но это нельзя было считать настоящей выпивкой, и мистер Россемейр-Браун называл это особым словом — «клюкнуть»; разумеется, всякий человек может «клюкнуть» в такое время, когда он считает недопустимым для себя "выпить»

Но в конце концов, если женщина имеет дочь, которая является ее копией, то может найти в ней свое утешение.

И действительно, как утверждала сама миссис Россемейр-Браун, ее дочь Дельфиния была ее подобием. Конечно, здесь была известная разница в летах ж в наружности, которая, по меткому определению мистера Снупа, напоминала различие между Берн-Джонсом и Данте-Габриелем Россетти. Но все же мать и дочь были так похожи друг на друга, что даже знакомые, встречая их на улице, принимали одну за другую. А так как всякий, кто впадал в подобную ошибку, то есть принимал мать за дочь, обретал надежду быть приглашенным к обеду с пятидолларовым шампанским, то ошибок подобного рода было очень МНОГО.

Нет никакого сомнения, что Дельфинин, как и всякая девушка, обладающая великолепными золотистыми волосами и глубокими голубыми глазами, нежными, как итальянское небо, отличалась замечательным умом и характером.