Охотники за голосами

Братья, закутавшись в огромные шерстяные полосаты халаты, похожие на больничные, пили чай на углу длинного стола для заседаний и второй час отвечали на вопросы вождя. Сам Сталин, ни разу не присев, внешне спокойно расспрашивал их о будущем. На некоторые вопросы не мог ответить даже Кобылкин, особенно про детали развала Союза и переговоров по объединению Германии, бомбежки Сербии и войну с Грузией. Ну откуда Кобылкин мог знать, что пообещали американцы за нейтралитет по Ливии? А вот Сталин откуда-то знал, что к нему должны пожаловать гости из будущего, более того, он как будто даже знал, что братья родом из Сибири, а иначе зачем он так акцентировал внимание на том, что масло на столе сибирское, но уже не такое, как он едал в молодости. Наконец, Женька со свойственной ему прямотой спросил, перебив Сталина на полуслове:

– Товарищ Верховный, а откуда вы знали, что мы у вас окажемся из будущего, и почему вас это не удивляет? Вы же марксист-материалист вроде как? – Женька посмотрел на брата, рассчитывая на поддержку.

Верховный ничего не ответил, подошел к столу, достал из ящика знакомую коробочку часов и положил перед братьями:

– Вот, остановились сегодня… Наверное, мое время вышло, а отдать некому, все на том свете… – то ли пошутил, то ли посокрушался вождь.

Кобылкин неуверенно вытащил руку из-под стола и положил крышку от часов рядом. Сталин подошел вплотную и долго-долго смотрел на часы и крышку. Братья не решались нарушить тишину. Наконец Сталин произнес:

– Значит, я кровожадный тиран и диктатор… Значит, я, кроме ГУЛАГА, ничего не создал… Правильно, все правильно, я это заслужил… – произнес он, глядя на часы. Казалось, вся жизнь пробегала в глазах старика.

– Ну, это одна из точек зрения, в наше время у вас появится очень много защитников, причем совсем не глупых, – тихо произнес Кобылкин. – Я думаю, что не смешав вас с грязью, СССР развалить не получилось бы…

– Думает он, – раздраженно ответил вождь. И снова зашагал мягкой тигриной походкой по кабинету. – Это война, нечего здесь думать, или тебя убьют, или ты. Они продолжили ее, они восстали и снова уничтожили страну, я не победил их, пока еще не победил… А народ значит, опять: молча хлопал в ладошки, как вы говорите, опять предал государство, как предал своего царя в семнадцатом, даже партия предала, да…

– Народ-то причем? Народ оболванили те, кому он доверял, ваши же партийные в основном, плюс эти… – Круглый с непосредственным видом школяра почесал лоб, вспоминая. – Эти, банкирско-еврейская мафия из-за океана, как, типа, на ваших троцких-свердловых, не поскупились… да это в девяностые годы весь народ понял, как дважды два – четыре!

Сталин ничего не отвечал, шагал по кабинету, хмурый, как туча. Братья совершенно неожиданно для себя казались сами себе глупыми детьми рядом с учителем, или важными, но опять же глупыми свидетелями рядом со следователем. Тогда Кобылкин решил не церемониться и положил руку на часы: ему не терпелось взять их в руки и рассмотреть хорошенько:

– Мы вообще-то к вам сюда не собирались, мы царя хотели спасти, законного между прочим, которого вы, вернее, ваша власть растерзала со всей семьей, вместе с казаками, крестьянами, священниками!

Сталин перестал ходить. Молча подошел к столу, сел, превратившись в маленького, уставшего, старого человека. Посмотрел на братьев прямо в глаза, обоим по очереди, и произнес:

– Это я царя спас, вернее царизм, который ненавидел в молодости всей душой. Если бы вы хоть чуточку были поумнее, вы бы это сами поняли.

– Как спасли? – возмутился Круглый. – Может быть, отомстили, я еще поверю, как вспомню про ледоруб для Троцкого и некоторых других.

– Нет, я спас царизм, вы еще просто слишком молоды понять… Я возродил великую империю, а значит, возродил царизм. Без царизма Россию возродить нельзя, без царизма русский народ быстро умирает, как рыба без воды. Я правдами и неправдами спас Россию, а значит, я спас царизм. Я сам стал царем, только самозванным… Другого и не могло быть..

Теперь старичок с усами казался совершенно искренним и открытым; теперь, казалось, он разговаривает так, как ни с кем никогда не разговаривал. Сашка почувствовал это и переспросил:

– Какой же вы царь, если столько народу… – Сашка помялся, подыскивая корректные выражения. – Если при вас столько народу расстреляли, в лагеря сослали. Цари-то своим ссыльным подданным каждый месяц по три рубля давали…