Охотники за голосами

А что будет, когда вы нас порубите, покромсаете, поразоблачаете и возбудитесь по отдельным представителям? Во-о-от, а я знаю. Все то же самое и будет-с! Заново-с. Потому что без нас – вы никто, а на наше место в наше-то время хоть по всей России с пряником пробегись, дураков – нету, вернее, есть именно что только дураки! Нету, нету, нету! Не обольщайтесь, уважаемый! Я вот уже под четвертым сижу, зачем? С моим-то стажем и связями? Исключительно из жалости и проклятой дисциплинированности? А нормальные-то разбежались давно, стыдно сказать, молодежь чиновничьи стулья на прилавок меняет, дожились. Это вам в кресле посидеть, благоденствием имя свое прославить, а нам реформация очередная, да народ все капризнее и придирчивее. Раньше, помню, без зарплаты на шестой месяц на дыбы вставал, а счас даже об яму во дворе штаны измажет и уже митинг организовывает да президенту пишет. Мы с народом-то куда как ближе друг дружку знаем, чем с вами, демократически сме-ня-е-мы-ми. Понаразвели тут, понимаешь, демократию, с ног на уши все поставили: теперь паны, значит, дерутся перед холопами как на сцене, но не сами, а кто больше чубов чиновникам поотрубает. Как вам в таком деле помогать-то?»

Кузнечко в том разговоре мягко, чтобы не портить отношения, конечно же, попытался возразить и указать на вопиющие случаи, на взятки, лень и всяческие корпоративы с госзакупками, на что был добит ответом провинциала: «Секундочку! А кто это все создал? Лазейки, конкурсы, интернеты? Дураку же было понятно, что со ста миллионами пользователей Интернета, «вопиющих случаев» будет в миллион раз больше чем даже со ста тысячами журналистов! А штаты чиновников и финансирование на эти вскрытые язвы в миллион раз никто не увеличит, наоборот – сокращение дармоедов подавай! Это же элементарная математика, школьная причем! Жаловаться, значит, за свои права и указывать на недостатки – возможностей у народа с каждым годом все больше, а нашего брата, который ответить должен каждому, с каждым годом – все меньше. А лазейки эти, конкурсы кто создал? Кто по целой бухгалтерии развел в каждой школе? По юристу в каждом детсаду? Мы, что ли? Может, мы еще и законы какие для себя сами лоббируем? Или все же вы? Которые трындели на каждом углу про европы с америками да язвы отечественной бюрократии со времен царей-горохов?

Да нам в целом, по-среднему, так сказать, вы еще молоко за вредность законом должны определить, за работу в условиях информационного общества, так сказать, с возможностью прихватить масла, разумеется. Запомните, молодой человек, вдруг станете-таки губернатором. Сам по себе чиновник, конечно же, ненасытен, конечно же, слаб, поскольку трагически мудр и предусмотрителен по жизни, но в отличие от всего остального общества он-то как раз – дисциплинирован! Вот, к примеру, при Иван Иваныче – наш брат куда-а-а-а меньше берет или под себя чего подмахивает, куда-а-а-а меньше, чем при Петре Петровиче предыдущем, дай Бог обоим здоровья. А вы придете, так, глядишь, и растащим все, что можно, не специально, не со злобы антинародной или протеста какого – сугубо из подстраховки и выживания служивого класса, так и получится, попомните мое слово!»

Этот разговор в целом, несмотря на ценнейшую информацию о состоянии административных редутов конкурента, впервые сначала эпопеи сподвигнул Кузнечко к мысли о глупости бурного порыва изменить свою жизнь. Впервые он, как Экклезиаст, где-то глубоко внутри себя, где невозможно и некому уже врать, подумал: а надо ли оно это кресло, и стоят ли все эти игры шапочки Мономаха? И не лучше ли, как бывало, комментировать шаги и действия губернаторов и депутатов за конкретный договор по твердым расценкам? Впервые его представления, знания, опыт по самой глубинной сути разошлись с теми, кого он раньше, честно говоря, и за людей-то не считал.

«Вполне возможно, административный саботаж организовать не получится, но с другой стороны, этот прожженный бюрократ прав, рвение чинов за Иван Иваныча, может, мне только на руку. А вдруг не рвение воров-чиновников, а искренняя работа с народом, который они, действительно, лучше нас знают? В любом случае что делать не с тупым и безотказным админресурсом, а с такими вот непонятными чиновниками во время кампании и тем более после – он не понимал. А Василий Сергеевич не любил темных пятен в полотнах собственных планов.

Второй момент. Избирком. Направился, значит, туда Кузнечко заявление писать и документы сдавать в установленный законом срок, в заключительный из возможных дней, естественно. Ясное дело, понимал, что в последний день будет ажиотаж и всяческая суета в связи с приходом главного кандидата Ивана Ивановича со стаей любопытных журналистов и срочными, до окончания рабочего дня отчетностями. Поэтому он пошел заранее, в суете просочился из зала заседаний в рабочие пространства и отправился бродить по коридорам губернской избирательной комиссии с папочкой документов в руках.