Охотники за головами

– И ты удовлетворился простым задержанием?

Греве поднял одну бровь:

– Тебе в это трудно поверить?

Я пожал плечами. Лифт поехал вниз.

– План был – отнять у него жизнь, – сказал Греве.

– Значит, было за что отомстить?

– Да.

– А какая ответственность бывает в нидерландской армии за умышленное убийство?

– Всегда есть способ сделать, что никто ничего не узнает. Курацит.

– Яд? Которым смазывают стрелы?

– Им пользуются охотники за головами в нашей части света.

Намеренная двусмысленность, понял я.

– Раствор курацита в каучуковой капсуле размером с виноградину с острой, почти невидимой иглой. Помещается в матрас объекта. Когда объект ложится, игла вонзается в тело, которое своей тяжестью выдавливает яд из резиновой капсулы.

– Но он ведь был в доме, – сказал я. – И к тому же имел свидетеля в лице этой девушки.

– Именно.

– Так как ты его заставил выдать своих?

– Я предложил ему сделку. Велел моему товарищу держать его, а сам засунул его руки в мясорубку и сказал, что мы провернем их и скормим фарш собаке у него на глазах. Тут он и заговорил.

Я молча кивнул, представив себе эту сцену. Двери лифта открылись, и мы пошли к выходу. Я распахнул перед Греве входную дверь.

– А что было потом, когда он все сказал?

– В каком смысле? – сказал Греве, щурясь на небо.

– Ты-то выполнил свою часть сделки?

– Я-то… – ответил Греве, достал из нагрудного кармана темные очки «Мауи-Джим-Титаниум» и надел их. – Я всегда выполняю свою часть сделки.

– Значит, простой арест? Стоило ради этого два месяца охотиться за этим типом, да еще рискуя жизнью?

Греве тихо рассмеялся:

– Ты не понимаешь, Роджер. Для таких, как я, прекратить охоту – это невозможно. Я, как и моя собака, – результат селекции и дрессировки. Риска для нас просто не существует. Я как запущенная ракета с тепловым наведением – ее не остановишь, она сама, в силу своего устройства, стремится к саморазрушению. Вот тебе случай проверить свои познания в психологии. – Он взял меня за локоть, улыбнулся тонкой улыбкой и прошептал: – Только этот диагноз держи при себе.

Я продолжал стоять, придерживая дверь.

– А девушка? Ее ты как заставил заговорить?

– Ей было четырнадцать лет.

– И?

– А сам как думаешь?

– Я не знаю.

Греве глубоко вздохнул.

– Я не понимаю, почему у тебя сложилось такое мнение обо мне, Роджер. Я не допрашиваю несовершеннолетних девочек. Я взял ее с собой в Парамарибо, купил ей билет на самолет из собственного солдатского жалованья и первым же рейсом отправил домой к родителям, пока суринамская полиция не успела вонзить в нее свои когти.

Я смотрел ему вслед, пока он шел быстрым шагом к серебристому «лексусу-GS430» на парковке.

Этот осенний день был ослепительно прекрасен. А в день моей свадьбы шел дождь.

10. Порок сердца

Я в третий раз нажал на кнопку Лотте Мадсен на щитке домофона. Правда, таблички с именем рядом не было, но я уже столько раз в жизни звонил в эту дверь на Эйлерт-Сундтс-гате, что вряд ли мог перепутать.

Стемнело и похолодало рано и резко. Я поежился. Лотте долго медлила, когда я позвонил ей с работы после обеденного перерыва и спросил, можно ли к ней зайти после восьми. Когда же она наконец довольно односложно удостоила меня аудиенции, я понял, что это было, видимо, нарушение данной самой себе клятвы: никогда больше не иметь дела с человеком, который ее так безжалостно бросил.

Домофон закурлыкал, и я рванул на себя дверь подъезда, словно боясь упустить единственный шанс. И пошел по лестнице, не воспользовавшись лифтом, чтобы не столкнуться с каким-нибудь любопытным соседом, который запросто начнет разглядывать, опознает и сделает выводы.

Лотте чуть приоткрыла дверь, и я смог разглядеть ее бледное лицо.

И шагнул внутрь, закрывая за собой дверь:

– Вот и я.

Он не ответила. Как обычно.

– Ну как поживаешь? – спросил я.