Я вздрогнул, когда Диана ущипнула меня за сосок:
– Ты о чем это задумался, а?
Я подтянул одеяло:
– О той ночи. Как Греве пришел сюда. Как он лежал с тобой вот тут, где теперь лежу я.
– Ну и что? А сам ты в ту же ночь лежал в постели с трупом.
До сих пор я избегал спрашивать об этом, но тут не утерпел:
– Вы занимались сексом?
Она тихо рассмеялась:
– Долго же ты держался, милый.
– Так да или нет?
– Скажем так: эти капли с дормикумом, которые я выдавила ему в бокал из резинового шарика, сработали быстрее, чем я думала. Когда я привела себя в порядок и пришла сюда, он уже спал, как сурок. А утром, наоборот…
– Отзываю вопрос, – поспешно сказал я.
Диана провела рукой вниз по моему животу и снова засмеялась:
– А утром он был ужасно бодрый. Но не из-за меня, а из-за телефонного звонка, который его разбудил.
– Весточка от меня.
– Да. Во всяком случае, он тут же оделся и ушел.
– Где у него был пистолет?
– В кармане куртки.
– Он проверил пистолет, прежде чем уйти?
– Я не знаю. Он так и так не заметил бы разницы, вес был примерно одинаковый. Я ведь заменила только три верхних патрона в магазине.
– Да, но холостые патроны, которые я тебе дал, были помечены красной буквой «B» на дне гильзы.
– Если он проверял, то подумал, наверное, что это значит «back»[37]
.Смех наполнил спальню, смех двух человек. Я слушал его с наслаждением. Если все пойдет как надо и лакмусовые полоски не врут, скоро в этот хор добавится смех третьего человечка. И вытеснит наконец прочь иные звуки, от эха которых я все еще порой просыпаюсь по ночам. Грохот выстрелов Греве, когда вырывается пламя из пистолетного дула и в сотую долю секунды успеваешь подумать, что Диана так и не заменила патроны, снова предав меня. А потом – эхо, звон пустых гильз, раскатившихся по паркету, они потом затеряются среди прочих гильз, использованных и новых, от боевых и от холостых патронов, гильз, валяющихся там в таком количестве, что полицейские ни за что не смогут в них разобраться, даже если вдруг поймут, что камеры наблюдения поведали им совсем другую историю.
– Тебе было страшно? – спросила она.
– Страшно?
– Да, ты ведь никогда не рассказывал мне, что ты чувствовал. И тебя нет в кадре…
– В кадре… – Я чуть отодвинулся, чтобы увидеть ее лицо. – Значит, ты зашла в Сеть и нашла эту видеозапись?
Она не ответила. И я подумал, что по-прежнему еще многого не знаю об этой женщине. Что загадок там, наверное, хватит на целую жизнь.
– Да, – сказал я. – Мне было страшно.
– Но почему? Ты же знал, что его пистолет…
– Боевыми не были лишь три верхних патрона. Я должен был устроить так, чтобы он отстрелял их все, чтобы полиция не нашла в магазине холостых, правда же? Но он ведь мог сделать и четвертый выстрел. Мог и вообще заменить магазин. И вообще у него мог быть сообщник, о котором я не подозревал.
Наступило молчание.
Потом она тихонько спросила:
– Значит, ты не опасался каких-то других вещей?
Я понял, что она думает о том же, о чем и я.
– Опасался. – Я повернулся к ней. – Я боялся еще одной вещи.
Я ощущал лицом ее дыхание, частое и жаркое.
– Что он убил тебя той ночью, – сказал я. – Греве не собирался заводить с тобой семью, а ты была опасным для него свидетелем. Я знал, что подвергаю тебя смертельной опасности, когда спрашивал, согласна ли ты сыграть роль приманки в ту ночь.
– Я знала об этой опасности с самого начала, любимый, – прошептала она. – Именно поэтому я и подала Класу бокал с коньяком, как только он перешагнул порог. И не будила его, пока ты ему не позвонил. Я знала, что у него будет хлопотливый день после того, как он услышит голос с того света. А кроме того, я ведь заменила три первых патрона, правильно?
– Правильно, – сказал я.
Диане легко даются логические задачи с простыми числами – я вроде бы об этом как-то уже рассказывал?
Она провела рукой по моему животу.
– К тому же я оценила, что ты вполне сознательно подверг мою жизнь опасности…
– Что?
Ее ладонь скользнула ниже, накрыла мой член, охватила яички. Взвесила их и чуть сжала эти мешочки с семенем.
– Самое главное – это баланс, – сказала Диана. – Он – основа всех добрых, гармонических взаимоотношений. Баланс вины, стыда и нечистой совести.
Я принялся мысленно пережевывать услышанное, пытаясь усвоить, заставить мозг переварить эту довольно тяжелую пищу.
– Ты хочешь сказать… – начал я и бросил и начал снова. – Ты хочешь сказать, то, что ты оказалась в смертельной опасности по моей вине… что это…
– …справедливая цена за все, что я сделала тебе во вред, да. Как «Галерея Э» была справедливой ценой за сделанный аборт.
– И давно ты так думаешь?
– Давно, разумеется. И ты тоже.
– Точно, – сказал я. – Искупление…
– Вот именно. Искупление. Крайне недооцененное успокоительное.