Охотники за головами

Передав арестованного, лейтенант ушел, а сидевший в кабине Уилкинс сладко потянулся.

Джим залез в фургон и пробрался в предназначенный для него «обезьянник» — небольшую отгороженную клетку на двух, максимум — трех заключенных. Не дожидаясь приглашения, он сел на металлическую скамейку.

Калахер, не спуская с арестанта глаз, закрыл дверку и запер ее на замок. Затем снял со стены толстую цепь с замком на конце и потребовал:

— Давай сюда ногу!

Форш просунул ногу между прутьев, и Калахер защелкнул замок на лодыжке. Затем дернул цепь, проверяя, хорошо ли она держится, и, почувствовав себя в безопасности, улыбнулся:

— Ну что, попался, козел?

— Пью, ну ты где? — позвал Калахера его партнер по игре.

— Иди сюда, Уил, а то я теперь на службе.

Уилкинс оставил кабину и, обежав фургон, забрался к Калахеру. Увидев в «обезьяннике» арестованного, Уил улыбнулся и прокомментировал:

— Ни хрена себе струя, да, братан? А ты небось думал, что все будет по-тихому?

— Кончай базары, Уил. Мне еще отыграться нужно

успеть.

— Успеешь, — Уилкинс уселся поудобнее, затем достал из кармана стаканчик и кости. — На пол бросать будем?

— На пол, — согласился Калахер.

— А вдруг они к нему укатятся? — И Уил посмотрел на Джима.

— Так он свой парень — он их нам вернет. Вернешь, братан? — Калахер улыбнулся Джиму, и тот кивнул:

— Конечно, верну, ребята, об чем разговор.

— О, ты смотри. Я думал у тебя голос будет, как у того парня из фильма «Пожиратель девственниц»! — удивился Уилкинс.

— Фантастика, что ли? — спросил Калахер.

— Ты про пожирателя?

— Нет, я про девственниц!

И оба приятеля дружно заржали. Потом они начали увлеченно играть и оставили Джима в покое.

«То, что судно не в порту, это правильно, — думал он. — Иначе бы и ребята вляпались и на „Тритон“ наложили бы арест».

Джим посмотрел на полицейских. Калахер здорово злился и играл уже в счет будущего жалованья, а Уилкинс очень тонко его подначивал.

Подъехала «труповозка». Двое санитаров выкатили носилки и потащили их в дом. И тут, словно по команде, начали собираться зеваки. Джим даже удивился, почему они пришли так поздно.

Полицейские прекратили игру и стали конаться, кому идти наводить порядок, поскольку любопытных становилось все больше и они уже закрывали выход из подъезда.

Из довольно эмоционального обмена мнениями между Уилкинсом и Калахером Джим понял, что их капитан может оторвать им все, что посчитает нужным.

— Ладно, друг, мы оставим тебя одного всего на пару минут, — сказал Калахер, и они с Уилкинсом выбрались из фургона.

Сойдя на землю, Калахер обернулся к Джиму и добавил:

— Да, чуть не забыл, если хочешь, можешь пока погулять вокруг машины ноги размять…

После этой шутки оба полицейских снова заржали.

«Посмейтесь, посмейтесь…» — сам не зная почему, мысленно предостерег их Джим.

В узкое окошко он видел, как Калахер и Уилкинс начали наводить порядок. Они без колебаний пускали в ход дубинки, и вскоре зеваки, которых набралось уже человек пятьдесят, стали выполнять их команды. Если проезжавшие по улице машины притормаживали, полицейские орали на водителей и требовали, чтобы они

ехали дальше.

Вскоре появился микроавтобус с прессой. Едва он остановился на обочине, как из него, словно тараканы из помойного ведра, начали выскакивать люди с видеокамерами, фотоаппаратами и микрофонами.

Мастерски уворачиваясь от дубинок Калахера и Уилкинса, представители прессы рванули в подъезд. Однако это был отвлекающий маневр, и двое самых шустрых репортеров прилипли к окошку фургона.

— Мистер Гуров, за что вас арестовали на этот раз? Или вы не мистер Гуров?

— Нет, — покачал головой Джим.

— А кто же вы?

Форш вспомнил одну из фамилий, которую как-то раз слышал в новостях:

— Я Фортунато Маргадон…

— Фортунато Маргадон! Знаменитый анархист-революционер! — одновременно завопили репортеры.

— На чем вас взяли, мистер Фортунато?

— Я пытался получить контрольный пакет акций «Пацифик Ойл».

— А кто вам должен был его передать?

— Вице-президент компании.

— Ох! — От перевозбуждения репортеры засучили ногами. Раскаленный материал прямо-таки лился им в руки. — Вы вынудили его отдать акции шантажом?

— Нет, этот человек давно сочувствует нашей борьбе, — Джим разозлился и врал самозабвенно, заранее готовя полицейским западню.

Послышались крики, шум, и из подъезда стали выбегать журналисты. У некоторых в руках были поломанные видеокамеры, другие зажимали разбитые носы.

Последними с разгоряченными и счастливыми лицами выскочили Калахер и Уилкинс.

Увидев возле фургона еще двух небитых журналистов, полицейские, как пара доберманов, рванулись вперед.

Удар, и один репортер упал возле фургона. Другой удар пришелся в стенку фургона, поскольку второй репортер сумел увернуться. Он бросился наутек, и полицейские погнали его вдоль улицы.

Тем временем его коллега пришел в себя и на локтях кое-как стал отползать от колес фургона. По лицу бедняги текла кровь, но никто из зевак и не думал ему помогать, люди лишь внимательно следили за его действиями.

Репортер достал из кармана телефонную трубку и, набрав нужный номер, стал передавать сообщение: