Охотники за каучуком

Тогда один из мулатов кидается к нему, полагая, что теперь ему легко будет справиться с этим человеком, и хочет связать ему ноги, но в тот же момент негодяй падает от сильного удара ногой в грудь, который ему наносит уже лежащий на земле француз. С глухим криком отлетев в сторону, враг остается сидеть на траве, дико вращая глазами.

Однако, вложив остаток сил в этот последний удар, Шарль уже не в состоянии сопротивляться остальным четверым. Одно мгновение он еще старается стряхнуть с себя эту горсть врагов, но вскоре наполовину теряет сознание и остается неподвижен.

Мура с криком торжества кидаются связывать его, затем принимаются плясать вокруг него, как безумные.

Но торжество их непродолжительно: грозный крик оглашает воздух и отдается по всей равнине. Мура в недоумении смолкают и прислушиваются, как бы не доверяя своему слуху.

Тот же крик повторяется снова, но уже ближе и заканчивается грозным ревом, напоминающим крик разъяренного ягуара.

Негодяи узнают военный крик грозных воинов мундуруку, самых отважных из всех Амазонских индейских племен и непримиримых врагов муру.

Не заботясь более о своем пленнике, охваченные на стоящей паникой, они бегут без оглядки, как стадо молоденьких пекари от преследующей их пантеры.

В этот момент необычайного роста индеец, совершенно голый, в военном снаряжении, сложенный, как древний гладиатор, быстрыми прыжками выбегает на равнину и, как гром, обрушивается на мулата, еще не пришедшего в себя от пинка, полученного им от Шарля и потому только не последовавшего примеру своих товарищей. Красавец индеец в третий раз издает свой воинственный клич и добавляет:

— Господин, это я!

Но Шарль едва в силах прошептать ему в ответ:

— Это ты, Табира?!

Мулат, схваченный одной рукой за шиворот, как паршивый щенок, падает на колени и молит о пощаде.

Но индеец, лицо которого искажено злобой, разражается демоническим хохотом. Наполовину придушенный мулат опускает голову, издавая глухое хрипение. Тогда индеец, выпустив его горло, схватывает за курчавые волосы и заносит свой тесак. Раздается глухой удар, и туловище падает на землю, мигом обезглавленное.

Табира отшвыривает от себя голову ногой с омерзением, затем склоняется к своему господину и перерезает лассо, которым тот был связан.

— Скажи, господин, хочешь, чтобы я убил и остальных? — спрашивает он.

Но молодой человек не может даже ответить.

Решительный индеец принимает его молчание за утвердительный ответ, поднимает с земли свой тесак и сарбакан и устремляется по следам беглецов.

Не прошло и получаса, как он вернулся, гордый и довольный, весь испачканный кровью, и снова склонился над Шарлем, который начинает приходить в себя.

— Табира! — говорит хозяин. — Это ты, верный друг!

— Это я, господин! Пойдем отсюда, теперь нам нечего больше опасаться!

— Ты их всех убил?

— Мура — черные коршуны, которые осмелились поднять руку на белого, возлюбленного мундуруку! Табира только отомстил за своего друга и казнил подлых хищников. Теперь все кончено, будь спокоен; они больше не вернутся. А кафузы, друзья черных коршунов, тоже умерли. Пойдем же, господин, с твоим верным индейцем. Надо спешить, время уходит, а ведь там есть еще и другие! ..

— Дай мне хоть поблагодарить тебя, мой славный друг!

— Благодарить? За что? Разве ты не брат мундуруку? Разве ты не кормил, не поил и не берег наших стариков, наших женщин и детей, когда мы, мужчины, были на тропе войны? Разве ты не сражался против их врагов? Теперь ты слаб, но рука Табиры сильна, и она поддержит тебя, и если нужно, то даже понесет тебя!

С этими словами Табира внимательно осмотрел рану Шарля и одобрительно покачал головой.

— Эти мура — глупые свиньи! Счастье, что им не знаком вурари (кураре). Господин ранен стрелой, отравленной ядом пипы; ему нечего опасаться!

Пипа — очень крупная американская жаба отвратительного вида.

— Пипа — не смертельный яд, — продолжал индеец, — особенно для человека, которому были сделаны прививки против змеиного яда. Табира знает травы, которые уймут лихорадку и опухоль! Господин скоро опять будет здоров!

Утешив таким образом раненого, он достал из своей походной сумы лепешку из кассавы и маленькую флягу с арума.

С жадностью уничтожив лепешку и сделав несколько глотков тафии, Шарль почувствовал себя гораздо сильнее и бодрее, и оба друга отправились отыскивать подходящее место для ночлега, оставив труп бразильца-мулата на съедение диким зверям и термитам.

Согласно настойчивому желанию Табиры, этот труп, равно как и тела остальных врагов, должны исчезнуть бесследно. Быть растерзанным ягуарами или объеденным муравьями считается в глазах индейцев с берегов Амазонки верхом злосчастья. Вот почему мстительный мундуруку не пожелал избавить своих заклятых врагов от этого посмертного изгнания.

На ходу индеец срывал какие-то травы и растирал их листья и стебли руками, изготовляя род пластыря, который он и наложил на рану своего господина.

Быстро наступила ночь. Табира своим тесаком срезал немного разных трав, сделал из них густую и мягкую подстилку, и оба друга заснули на ней крепким сном.