Охотники за каучуком

Быть может, впервые в своей жизни он испытал чувство, похожее на жалость или сострадание, и не мог не воздать должное этим доблестным и самоотверженным борцам за его интересы.

Но зато его бешенство, его чувство ненависти к победителям возросло до небывалых размеров, и в его разгоряченном мозгу уже родились страшные картины отмщения, к которому он намеревался прибегнуть.

Он долго находился в тяжком недоумении, не зная, к кому обратиться за объяснениями случившегося, не видя вокруг себя никого, кроме тех людей, которые были при нем и теперь стояли неподвижно, безмолвные и смущенные. Вдруг увидел, что из-за поля кукурузы вышли три человека и медленно, с опаской, приближаются к нему, с виноватым видом собак, которых только что побили, видом, который был бы в высшей степени комичен при других условиях и в иной обстановке.

Диего узнал в этих жалких фигурах трех беглых каторжников, бледных, изнеможенных, с опаленными бородами и волосами, в изодранной одежде.

— Как, это вы? — спросил он, чрезвычайно удивленный. — Кой черт! Что вы здесь делаете?

— Мы пришли к вашей милости, господин, — отвечал Луш, стараясь казаться сравнительно спокойным. — Вы спрашиваете, что мы здесь делаем? Мы пришли отдать себя в ваше распоряжение и спросить, что вы нам прикажете делать.

— Вы даже не захотели бежать?.. Не захотели вернуть себе свободу?

— Мы не так глупы! Мы исполнили свой долг честно, как подобает верным слугам, — продолжал старик с постепенно возрастающим нахальством. — Мы здорово за вас дрались, клянусь честью! И так как совесть у нас чиста и упрекать нам себя не в чем, то мы сказали себе: «Наш господин, смотревший на нас, как на фарфоровых собачек до этого времени, теперь убедится, что мы уж вовсе не такие дурные парни, как он раньше думал; он увидит, что и мы можем ему пригодиться на что-нибудь, особенно после того, как узнает, что мы стояли за него верой и правдой!»

— Так вы сделали это ради меня? — сказал Диего с некоторой недоверчивостью во взгляде и голосе.

— Да, доказательством того является наше присутствие здесь, хотя нам легко было бежать вместе с этими господами, которые так здорово потрепали ваших негров.

— Вероятно, переселенцы с Марони, не правда ли?.. Родственники Шарля Робена, с Арагуари?

— Это весьма возможно, конечно… С ними был совсем седой старик, белый, как лунь, который дрался, как лев, да еще молодой человек, как две капли воды похожий на поселенца с Арагуари, на торговца каучуком, настоящий дикарь! И силен, как мапури (гвианский тапир). Он рубился как бешеный… да!.. Кроме того с ними было человек тридцать черномазых, не в обиду будь сказано вашей милости, которые сражались, как черти, и расстреливали людей, как у нас на родине бьют мух хлопушкой… Вот бы вы посмотрели!..

— Что? Тридцать человек! Только-то?! Тридцать человек против пятисот!!

— Прошу прощения, ваша милость, да ведь не все тут были… Ну, положим, двести человек было на лицо…

— Ну, хоть и двести…

— А ведь негры этого старика имели такие ружья, которые стреляли безостановочно, точно в них было по тридцати зарядов… настоящие пулеметы!.. Так вот вы и потягались бы с ними с вашими пищалями, которые не многим лучше простых дубинок! Слова доброго они не стоят, эти пистонные ружья, вот что я вам скажу!..

— Но объясните, почему вас только трое?.. Ведь не всех же они, в самом деле, перебили!

— Да нет!.. Только когда ваши увидели, что держаться здесь нет возможности, что и госпожа, и парнишки выпущены на волю, что деревня горит со всех концов, как сноп соломы, они и потянули в лес!

— Ну хорошо, но отчего они теперь не идут ко мне?

— Хм! Вот видите ли, ваша милость, это потому, что они не очень обнадежены относительно вашей милости! — ответил Луш с фамильярной шутливостью. — И боятся, что будут здесь не очень хорошо приняты… Они знают, что у вашей милости нрав несколько крутоват… если можно так сказать, а потому они опасаются…

— Чего?

— Как бы после выстрелов да не заработать еще батогов от вашей милости…

— А-а, так значит, вы трое являетесь, так сказать, их представителями… Вы явились сюда, чтобы подготовить почву и поразведать о моих намерениях.

— Пожалуй, что оно так и выходит, ваша милость… Ваши-то, видя, что мы стоим с ними заодно, возымели к нам некоторое доверие и подумали, что к вам следует отправить кого-нибудь, кто бы умел, как следует, пошевелить языком и рассказать все, как было… рассказать тихо и спокойно, чтобы вы сами могли все рассудить… Ну, а на себя они в этом не надеялись!

— Уж скажем лучше, что увидав, как эти проклятые переселенцы одолевают и берут верх над нашими, вы трое побоялись попасть к ним в руки. Знали, что они вас не пощадят, а подвесят где-нибудь на первом же дереве за ваши добрые дела или же водворят вас обратно в Кайену в благодарность за ту милую маленькую проделку, которую вы себе позволили с переселенцами на Арагуари! Не так ли? Вот и весь секрет вашего усердия!