В зале ожидал трибунал: напротив были Императрица Лейсин, Корболо Дом (в мундире Верховного Кулака) и еще кто-то, незнакомый Каламу, круглолицый и толстый, в синих шелках. Волосы у него были коротко остриженные, блеклые, блестящие от масла. Сонные глазки уставились на Адъюнкта с предвкушением палача.
Столы были расположены в виде буквы Т. Пришедших ожидали стулья с высокими спинками.
Адъюнкт помедлила, шагнула вперед и отодвинула центральный стул. Села с выпрямленной спиной. Т'амбер заняла место слева. Тене Баральта жестом приказал Лостаре Ииль помочь и двинулся к правому стулу. Он не сел, а встал за спинкой, внимательно смотря на Императрицу.
Калам вздохнул и прошел к последнему стулу. Сел, положил руки в перчатках на потертую столешницу.
Масляный человечек устремил взор на ассасина и подался вперед: — Калам Мекхар, да? Великое удовольствие, — проговорил он, — встретиться так скоро.
— Неужели? Я рад за вас… кто бы вы ни были.
— Маллик Рель.
— И в какой вы здесь роли? Главного змея?
— Лучше помолчи, — сказала Императрица. — Сиди, если смеешь, но молчи. Помни: тебя я сюда не приглашала.
Калам уловил в ее словах скрытый вопрос. И пожал плечами. "Ну нет, Лейсин, от меня тебе нечего ждать".
Лейсин перенесла внимание на командира Алых Клинков. — Тене Баральта, я так понимаю, вы решили сопроводить Адъюнкта и ее свиту через город. Очень благородно. Полагаю, Адъюнкт вас не приглашала, но и не противилась вашему намерению. Становится очевидным, что вы желаете говорить со мной от имени Алых Клинков.
Изуродованный мужчина поклонился. — Да, Императрица.
— Начинайте.
— Алые Клинки были включены в состав Четырнадцатой Армии в Арене. Меня Адъюнкт назначила на должность Кулака. Почтительно прошу отменить ее приказ. Алые Клинки всегда служили Малазанской Империи как независимая военная сила, в соответствии с уникальным статусом первых и важнейших Хранителей Семи Городов Империи.
Императрица кивнула: — Не вижу оснований отказывать, командир. Адъюнкт желает возразить?
— Нет.
— Отлично. Командир Тене Баральта, можете разместить Алых Клинков в казармах замка. Пока идите.
Баральта поклонился и вышел в коридор. Капитан пошла за ним.
Двери сомкнулись.
Лейсин поглядела на Адъюнкта. — Добро пожаловать домой, Тавора.
— Благодарю, Императрица.
— Корабли в гавани подняли чумные флаги. Ты и я знаем, что солдаты твоей армии не заражены. — Она покачала головой. — И что я должна подумать о таком обмане?
— Императрица, Кулак Кенеб, вероятно, решил не учитывать советы капитана Рюнага, поняв, что в Малазе зреет бунт, и Кулак Кенеб обеспокоился безопасностью Армии, буде та сойдет на берег. Ведь со мной приплыли виканы. Должна заверить, что их преданность Империи не подлежит сомнению.
Кроме них, на кораблях есть значительные силы хундрилов клана Горячих Слез, также служивших со всем старанием. Высадить такие войска — все равно что инициировать кровавую баню.
— Кровавую баню? — Лейсин вздернула брови. — Капитану Рюнагу были даны указания разоружить солдат Четырнадцатой Армии перед высадкой.
— Это значило бы выдать их на потребу разгоряченной толпы, Императрица.
Лейсин недовольно повела рукой.
— Императрица, — продолжила Адъюнкт, — полагаю, что в сердце Империи родилось неправильное понимание сути событий, известных как Собачья Упряжка, и того, что случилось потом в Арене. Родилось напрасное подозрение. — Она помолчала. — Я вижу, что Корболо Дом, командовавший отступниками — Собакодавами, пойманный и арестованный в Рараку, снова освободился и даже стал Верховным Кулаком. Более того, жрец — джисталь, подозреваемый в пособничестве истреблению армии Арена, Маллик Рель, сидит тут как ваш советник. Нужно ли говорить, насколько я смущена. Приходится предположить, что Семиградский мятеж получился на удивление успешным, несмотря на мои победы в Семи Городах.
— Дорогая Тавора, — отвечала Императрица, — я признаю, что ты можешь быть ошеломлена. Ты держишься за детские представления, будто иные истины могут быть несомненными и неизменными. Увы, во взрослом мире все сложнее. Любая истина поддается перековке. История при необходимости может быть переписана. Неужели, Тавора, ты еще не заметила, что подданные нашей империи равнодушны к истине? Истина потеряла силу. Она больше не вызывает перемен. Наоборот, воля народа — увы, рожденная на невежестве и страхе — способна искажать и переделывать истину, способна, если угодно, превращать удобную ложь в веру, а вера не любит, когда в ней сомневаются.
— Сомневаясь, — уловив миг задержки, добавила Адъюнкт, — человек совершает измену.