Охотники за костями. Том 1

Согретый огнём и тральбовым чаем, Искарал Прыщ следил (насколько только мог разглядеть в темноте) за работой Могоры. Сперва она собрала большие булыжники – все как один повреждённые, треснувшие или иным образом расколотые, – и установила их в песке овалом вокруг трелля. Затем она помочилась на эти камни, передвигаясь невероятной полукрабьей-полуцыплячьей раскорякой, присела над камнем, а затем переходила к следующему противосолонь, пока не вернулась к начальной точке. Искарал подивился удивительной способности так контролировать свои мускулы, не говоря уж о неимоверном объёме мочевого пузыря, который, как видно, достался Могоре. В последние годы его собственные попытки помочиться завершались обычно лишь частичным успехом, а теперь уж даже начать и закончить этот процесс было чрезвычайно непросто.

Удовлетворившись результатом, Могора начала выдёргивать волосы из головы. Их там оставалось совсем немного, но те, что она выбрала, держались так крепко, что Искарал даже испугался, как бы она с себя скальп не сняла, дёргая с такой-то силой. Но, увы, насладиться подобным зрелищем ему не удалось, потому что вскоре, сжимая в руке семь крепких волосков, Могора шагнула в круг так, что ступни оказались по обе стороны от груди трелля. Затем, бормоча какую-то ведовскую скороговорку, она бросила волоски в чернильную черноту над головой.

Инстинкт заставил Искарала проследить взглядом за этими серебристыми нитями, и он с некоторой тревогой увидел, что звёзды над головой вдруг исчезли. Хотя на горизонте продолжали светить ярко и резко.

– О, боги! Женщина! Что ты наделала?

Не обращая на него внимания, Могора отступила из каменного овала и принялась петь на женском языке, которого Искарал, разумеется, не понимал. Как и мужской язык – который Могора называла «галиматьёй» – оставался для неё недоступен. В основном потому, как прекрасно знал Искарал Прыщ, что мужской язык и был по сути галиматьёй, придуманной специально, чтобы сбивать с толку женщин. Известно, что мужчинам слова не нужны, но весьма потребны женщинам. У нас ведь пенисы есть, в конце концов. Зачем слова, если у тебя есть пенис? В то же время у женщин есть две груди, что предполагает разговор, а добрый круп представляет собой отличную пунктуацию, что известно всякому мужчине.

Что же не так с этим миром? Спросишь мужчину, и он ответит: «Не спрашивай». Спросишь женщину и оглохнешь от старости прежде, чем она закончит. Ха! Ха-ха.

Странные нити тонкой паутины начали опускаться в отражённом свете костра, укладываться на тело трелля.

– Это ещё что? – спросил Искарал.

Затем вздрогнул, когда одна из нитей коснулась его запястья, и понял, что это паучиный шёлк, и на конце нити сидит крошечный паучок. Жрец испуганно посмотрел на небо.

– И там пауки? Что за безумие? Что они там делают?

– Тихо.

– Ответь мне!

– Небо наполнено пауками, муж. Они плывут по ветру. Вот, я тебе ответила, так что закрой рот, иначе я туда пошлю тысячу-другую своих сестричек.

Старик захлопнул рот так, что треснули зубы, и подвинулся ближе к очагу. Горите, жуткие твари! Горите!

Трелль оказался уже полностью опутан паутиной. Тысячи, десятки, сотни тысяч пауков сновали по всему телу Маппо Коротышки.

– А теперь, – проговорила Могора, – пришло время луны.

Чернота над головой пропала, когда внезапно вспыхнул серебристый, яркий свет. Взвизгнув, Искарал Прыщ повалился на спину – так его напугало это превращение – и уставился прямо на массивную, полную луну, которая висела так низко, что казалось, протяни руку и коснёшься. Если только посмеешь. Он не смел.

– Ты луну стащила с неба! Совсем свихнулась? Она же на нас и грохнется!

– Ой, прекрати. Так только кажется – ну, то есть, может, я её слегка и подтянула, но я ведь предупреждала, что это серьёзный ритуал, не так ли?

Что-что ты сделала с луной?

Могора зашлась безумным смехом:

– Вот мой «ритуальчик», любезный муж. Как он тебе нравится?

– Убери её!

– Перепугался? Правильно! Я – женщина! Ведьма! Так что лучше засунь свою тощую задницу в палатку и там дрожи от страха, дорогой. Это – настоящая сила, настоящая магия!

– Вот и нет! Это не ведовская магия, не далхонская – я даже не знаю, что это за чары…

– Верно, не знаешь. А теперь будь паинькой, Искарал Прыщ, и ложись спать, а я займусь спасением жизни этого жалкого трелля.

Искарал хотел было возразить, но потом передумал. И забрался в палатку.

– Это ты там какую-то галиматью несёшь, Искарал?

Ой-ой, потише.

Лостара Йил открыла глаза, затем медленно села.