Счастливый Союз купался в лучах солнца в небольшом кругу камней, а Флакон лежал рядом и смотрел, как он разделывается с накидочником, которого маг принёс ему на завтрак, – когда вдруг сапог военного образца опустился на скорпиона и раздавил, для верности провернув туда-сюда каблук.
Флакон отшатнулся в ужасе и потрясении, уставился на фигуру, загородившую свет. В его сердце поднялось убийственное желание. Солнце за спиной превращало фигуру в тёмный силуэт.
– Солдат, – проговорил женский голос с корелрийским акцентом, – какой это взвод?
Флакон несколько раз открыл и закрыл рот, затем тихо проговорил:
– Тот, который начнёт планировать твоё убийство, как только узнает, что ты сейчас сделала.
– Позволь-ка прояснить ситуацию, солдат, – сказала женщина. – Я – капитан Фарадан Сорт, и я терпеть не могу скорпионов. А теперь покажи-ка, как ты умеешь отдавать честь, лёжа.
– Честь тебе отдать, капитан? Которую? У меня их полно на выбор. Есть предпочтения?
– Отдай честь так, чтобы стало ясно: ты заметил, что лежишь на краю пропасти, в которую я сейчас скину твою жалкую задницу. Только сперва набью её кирпичами, конечно.
Флакон выгнул спину, изобразил армейское приветствие и сумел продержаться несколько ударов сердца… ожидая от неё реакции, которой не последовало. Захрипев, маг снова уткнулся лицом в землю, вдохнув пригоршню пыли.
– Потом ещё разок попробуем, солдат. Как тебя звать?
– Хм… Улыбка, капитан.
– Ну-с, не думаю, что ты у меня будешь много улыбаться, так?
– Никак нет, капитан.
И она зашагала прочь.
Флакон уставился на плоское, мокрое место, которое было прежде Счастливым Союзом и половиной накидочника. Он чуть не плакал.
– Сержант.
Смычок поднял глаза, заметил торквес на руке и медленно поднялся на ноги. Отдал честь, разглядывая высокую, статную женщину, которая стояла перед ним.
– Сержант Смычок, капитан. Четвёртый взвод.
– Хорошо. Вы теперь мои. Меня зовут Фарадан Сорт.
– Я всё ждал, когда вы появитесь, капитан. Подкрепления-то уже несколько дней как подоспели.
– Я была занята. Тебя это беспокоит, сержант?
– Никак нет, капитан.
– Я вижу, ты ветеран. Если тебе кажется, что поэтому получишь поблажки от меня, сообщаю – не получишь. Мне плевать, где ты был, под чьим командованием служил и скольким офицерам вогнал нож в спину. Меня интересует только одно: что ты знаешь о войне.
– Ни единому офицеру, капитан, я нож не вгонял… в спину. И о войне я ничего не знаю, кроме того, как на ней выжить.
– Сгодится. Где остальные мои взводы?
– Ну, одного вы недосчитаетесь. Геслерова. Их отправили на разведку, понятия не имею, когда они вернутся. Вон там стоит взвод Бордука. – Он указал рукой. – А за ними – Шнура. Остальных найдёте тут и там.
– Вы не ставите общий лагерь?
– Как одно подразделение? Нет.
– Отныне будете.
– Так точно.
Она бросила взгляд на солдат, которые всё ещё спали у костра.
– Солнце встало. Они уже должны быть разбужены, накормлены и готовы к маршу.
– Так точно.
– Так… разбуди их.
– Так точно.
Она уже пошла прочь, но затем повернулась и добавила:
– У тебя есть солдат по имени Улыбка, сержант Смычок?
– Есть.
– Пусть сегодня несёт двойную поклажу.
– Капитан?
– Ты меня слышал.
Смычок проводил её взглядом, затем повернулся к своим солдатам. Никто не спал, все смотрели на него.
– Да что я сделала?! – возмутилась Улыбка.
Смычок пожал плечами:
– Она наш капитан, Улыбка.
– И что?
– И то, что все капитаны – чокнутые. По крайней мере, эта – точно чокнутая, что подтверждает моё мнение. Согласен, Спрут?
– О да, Смычок. На всю голову чокнутая.
– «Двойную поклажу»!
В лагерь ввалился Флакон, в сложенных ладонях он нёс изуродованную массу.
– Счастливый Союз! Она его растоптала!
– Ну, вот всё и решилось, – хмыкнул Спрут, вставая. – Ей конец.
Кулак Кенеб вошёл в свой шатёр, расстёгивая шлем, затем стащил его с головы и уже собрался швырнуть на походную койку, когда заметил, что над открытым сундуком у задней стены показалась взъерошенная шевелюра.
– Свищ! Ты что там делал?
– Спал. Она не глупая, нет. Они идут, чтобы дождаться воскрешения.
Мальчишка выбрался из сундука. Он был одет, как обычно, в виканского покроя кожаную одежду, правда, сильно заношенную. Детская пухлость щёк начала отступать, так что можно было уже вообразить, каким мужчиной он станет, когда вырастет.
– Она? Ты имеешь в виду адъюнкта? И кто идёт? Что за «воскрешение»?
– Они её попытаются убить. Но это неправильно. Она – наша единственная надежда. Последняя надежда. Пойду, найду себе что-то поесть, раз мы выступаем на И'гхатан.
Мальчик бегом кинулся мимо Кенеба. За шатром послышался собачий лай. Кулак отодвинул полог и вышел наружу, чтобы увидеть, как Свищ мчится по проходу между палатками в сопровождении виканского пса Кривого и хэнской собачки по имени Таракан. Солдаты почтительно расступались, давая им дорогу.
Кулак вернулся внутрь. Очень странный ребёнок. Он уселся на койку, уставился в пустоту.