Охотники за костями. Том 2

Маленькая сама по себе деталь, но в тот день, в тот миг она стала последним камешком под колесом фермерской тачки – и ось треснула. Вопли паники стёрли всю память о дисциплине. Крепкие, холодные клешни скорпионов прямо на шее, пробираются под пластины доспехов, наручи и перчатки, падают на просунутую в петлю щита руку… А после следует свирепое, ядовитое жало, колющее словно коготь, вызывающее агонию, охватывающую всё тело. Этого было достаточно, более чем достаточно. Казалось, фаланга взорвалась на глазах у Маппо, превратившись в разбегающиеся силуэты, визжащие и кружащиеся в диком танце, отбрасывающие прочь оружие и щиты, сдирая с себя шлемы и куски брони.

Стрелы и дротики впивались в толпу, а те, кто выбегал из неё, натыкались на поджидавшие их булавы, топоры и мечи треллей. И Маппо, бок о бок со своими боевыми товарищами, пылая боевой яростью, нёс холодную смерть.

Великий генерал Сайлан'матас умер, раздавленный ногами своих же солдат. Никто так и не понял, зачем он спешился, встречая атакующих треллей. Его лошадь нашли, когда та рысью прискакала обратно к обозу, поводья были аккуратно намотаны на луку седла, а стремена закинуты на сиденье.

Катафрактариев, этих ужасающих, чистокровных всадников, вырезали, как и половинчатые легионы пехотинцев, которые прибыли слишком поздно и вместо помощи, просто погибли посреди мельтешивших в панике лошадей и воющих, смертельно раненых, вельмож.

Нэмильцы увидели тысячу воинов и решили, что ровно столько треллей им и противостоит. Шпионы дважды подвели их. В первый раз, когда среди горных племён преднамеренно пустили на попечение вечно шепчущим ветрам слухи о том, что союз треллей распался, а во второй – в дни перед битвой у Байер-Экара, когда Тринигарр отправлял свои кланы, раздав каждому конкретную задачу, точно просчитав место, где будет проходить битва, ведь трелли хорошо знали местность. Потому им не составило труда незаметно пробраться сюда в безлунные ночи и искусно прятаться днём среди бугров и изгибов долины.

Тринигарру – старейшине, который провёл свою первую битву, – предстояло провести ещё шесть, всякий раз – вновь отбрасывая нэмильских захватчиков, пока не будет подписан договор, который передаст людям все права на трелльские степи и холмы, а старик, который так редко говорил, умрёт пьяницей в переулке, много лет спустя после того, как последний из кланов сдастся, покинув свои родные земли, ведомый голодом, после того, как нэмильцы и их полукровные трелльские разведчики долгое время будут вырезать стада бхедеринов.

Маппо слышал, что в последние годы язык Тринигарра развязал алкоголь, и он часто говорил, наполняя воздух неразборчивыми, бессмысленными словами и остатками воспоминаний. Так много слов, среди которых ни одного мудрого, сменили некогда мудрейшее из молчаний.

В трёх шагах позади Маппо Коротышки шёл Искарал Прыщ, Высший жрец и признанный Маг Дома Тени, ведя своего жуткого черноглазого мула и непрестанно болтая. Его слова наполняли воздух, кружили, словно высохшие листья на плавном ветру, – да и ни важность, ни значимость этих слов от листьев не отличалась. Болтовню перебивали только шлёпанье мокасин и копыт, которые освобождались от болотной грязи, только чтобы вновь в неё окунуться, а также редкие удары в ответ на укусы насекомых и всхлипывания вечно больного насморком носа Прыща.

Для Маппо стало очевидным, что он слышит мысли Высшего жреца: бессвязный, бесцельный монолог безумца то выплёскивался на ветер, то неожиданно прерывался. И каждый проблеск гениальности был всего лишь фантазией, таким же неверным следом, как и тот, по которому они шли. Этот якобы краткий путь теперь грозил целиком поглотить их. Затянуть в пучину тёмного торфа, который навеки останется перед их ослепшими глазами.

Трелль был уверен, что Искарал Прыщ решил покинуть его и уйти с Могорой – если она и вправду вернулась домой, в скальный монастырь, а не бегает где-то среди зловонных деревьев и зарослей мха. Но что-то ещё необъяснимое изменило его решение, и эта деталь волновала Маппо куда больше всех остальных.

Он бы хотел, чтобы это была одиночная погоня. Именно трелль отвечал за Икария, что бы там ни решили Безымянные. В их суждениях не было ничего праведного, эти жрецы уже не раз предавали его.

Они заслужили вечного врага в лице Маппо – и, возможно, однажды он навестит их и наконец выразит своё недовольство должным образом.

Жестоко использованный и обесчещенный духовно, Маппо видел в них предмет своей ненависти. Он был стражем Икария. Его другом. И ему было понятно, что новый друг ягга действовал с лихорадочной поспешностью беглеца, знал, что за ним охотятся, знал, что он соучастник в огромном предательстве. И Маппо не смилуется над ним.