Теперь он очутился в своем собственном мире.
Кроме того, теперь и этот мир стал каким-то нереальным. Оливеру чудилось, что все события вчерашнего вечера — с катком и железнодорожной станцией, убийством девочки и их побегом, а вернее, полетом от полиции — произошли с кем-то другим. Одно дело — пересечь Завесу и увидеть тамошние чудеса и совсем другое — брести декабрьским утром по северному лесу в компании экзотической женщины-оборотня и Джека Фроста.
Поэтому он так цеплялся за воспоминания о родном городке и доме, в котором вырос. Как бы далеко он ни был сейчас, они оставались последним оплотом реальности. И Оливер нуждался в них.
Чем дольше они шли, тем нереальнее казалось все вокруг. Недавний снегопад сделал лес поистине первозданным, а небо окрасил в чистейший голубой цвет. Краски были такими насыщенными, а воздух — таким чистым, что Оливеру подумалось: это и есть мир волшебства и мифов, и на деле между миром, который он знает, и тем, что скрывается за Завесой, не столь уж большая разница. Будто можно оказаться на другой стороне, просто скосив глаза или зайдя под особым углом за какое-нибудь старое дерево.
Он устал. Но остановиться его заставила отнюдь не боль в ногах. Кицунэ ушла довольно далеко вперед, так что он видел лишь ее силуэт, припавший к снегу, да отблеск солнца на ярком, красновато-рыжем мехе. В этот момент он не мог бы с точностью утверждать, в какой из своих ипостасей она находится — лисы или женщины, — но понимал, что это не имеет никакого значения.
Бледно-голубые глаза зимнего человека все утро казались ему ничего не выражающими. Но теперь Фрост, видимо, почувствовал, что Оливер не просто устал. Он склонил голову и внимательно посмотрел на своего друга. Сосульки волос, свесившись набок, сыграли странную декабрьскую мелодию.
«На своего друга. Друг. Какое странное слово. Не знаю, действительно ли мы с Фростом — друзья, — подумал Оливер. — Быть может, лишь долг чести удерживает зимнего человека на моей стороне?»
Он предпочел не искать ответа на этот вопрос.
— Как ты? — спросил Фрост.
Бросив парку на снег, Оливер прислонился к ближайшему дереву и уперся затылком в шершавую кору. Вопрос был весьма общим, а количество возможных ответов — бесконечным. Но он знал, что Фрост спрашивает не просто о самочувствии.
— Наверное, скоро мне понадобится более длительный привал, — сознался он, потирая ладонями поросль на щеках: это помогало ему отрешиться от грез и вернуться к реальности.
— Безопаснее пройти сквозь Завесу сейчас, — ответствовал зимний человек. — На той стороне теплее. Охотники уже наверняка добрались до городка, в который мы заходили вчера вечером. Скоро они будут здесь. Если Сокольничий среди них, им не составит труда нас выследить. И если нам придется сделать более-менее длительный привал, пусть уж лучше это произойдет по ту сторону Завесы.
Когда солнечный свет падал на него под особым углом, Фрост становился почти прозрачным. Оливер с трудом оторвал взгляд от этой красоты.
— Звучит логично, — произнес он, но мысли витали где-то далеко.
Нахмурившись, он взъерошил волосы, сжал ладонями виски. Память настойчиво возвращала его к тому катку, где была убита девочка. Перед глазами плясала желтая полицейская лента, отсекавшая каток от остального парка.
— Что тебя беспокоит, Оливер?
Он глянул на Фроста:
— Сейчас?
Зимний человек кивнул.
— Песочный человек. — Оливер испытующе посмотрел на спутника. — Он где-то здесь. Вчера вечером он убил маленькую девочку. И полицейские не узнают, кто это сделал. Не смогут узнать. Они даже не представляют, с кем имеют дело.
Фрост глубоко втянул воздух, выдохнул струйку холодного тумана.
— Понимаю. Тебе кажется, что ты каким-то образом отвечаешь за все это, потому что знаешь, кто убийца. Чувствуешь себя обязанным остаться. Помочь.
— Что-то в этом роде.
— Но ты прекрасно понимаешь, что полиция ничему не поверит. А встанешь на пути Песочного человека — он просто вырвет тебе глаза. Охотники и без того ищут тебя, ты же знаешь.
Оливер снова стукнулся головой об дерево.
— Да. Но мне кажется, что это неправильно. Речь идет о детях. Будут еще жертвы.