Но увы, Рональд Росс не мог уже захватить это открытие человеческой малярии ни для науки, ни для человечества, ни для Англии, ни (что было хуже всего) для самого себя. Он подходил уже к концу своей карьеры... Из всех охотников за микробами не было, по-моему, большего мученика, чем Рональд Росс! Были исследователи, терпевшие неудачу за неудачей, но продолжавшие свою работу, так как чувствовали себя в ней как рыба в воде. Были искатели, добивавшиеся успехов, но они были прирожденными охотниками и работали не из-за одних только соблазнов славы. Но с Россом дело обстояло по-другому. Этот человек мог делать свои упорные и терпеливые опыты не иначе, как с трагической нетерпеливостью, с отчаянием, наперекор всем своим природным инстинктам, возмущавшимся против бессмысленного, бесцельного одиночества, которое является главным условием истинного искания. В своих грезах он видел себя, вероятно, во главе больших и важных комиссий, мечтал об орденах, банкетах и шумных овациях толпы...
Он должен захватить открытие для Англии! Увы, он пробовал на малярийных индусах все известные ему виды комаров — и серых, и зеленых, и бурых, и коричневых, и пестрых. Но ничего не выходило. Он заболел бессонницей и потерял четыре килограмма веса. Он стал забывать то, что знал, и не мог повторить даже своих первых грубых секундерабадских опытов.
И все же честь и слава Рональду Россу! Он сделал очень много, хотя и работал наперекор самому себе. Его работа помогла высоко ученому, талантливому и надменному Баттиста Грасси осуществить те великолепные и бесспорные опыты, которые, несомненно, должны повести к искоренению малярии с лица земли.
Баттиста Грасси получил медицинское образование в том самом Павийском университете, где сто лет тому назад так успешно подвизался блистательный Спалланцани. Непонятно, собственно, зачем Грасси понадобилось изучать медицину; как только он получил свой докторский диплом, он тотчас же начал работать по зоологии. А впоследствии он имел даже манеру говорить, немного бравируя:
– Я ведь, собственно, зоолог, а не медик!
Осторожный и холодный, как ледник, точный, как корабельный хронометр, он стал искать ответов на загадки природы. Ему нужны были только правильные ответы! Его работы признавались классическими тотчас же после выхода их в свет, причем у него была привычка не опубликовывать их раньше чем через несколько лет после их начала. Он блестяще разоблачил все тайны общежития белых муравьев и даже больше того — он открыл микробов, паразитировавших на этих муравьях. Он знал больше всех людей на свете об угрях, и нужны были поистине целеустремленность и настойчивость Спалланцани, чтобы проследить все те чудесные и поэтические превращения, которые суждено претерпеть угрю на своем жизненном пути. Грасси был человек некрепкий. У него было отвратительное зрение. В нем противоречиво сочетались чрезмерная скромность, заставлявшая его протестовать против помещения своего портрета в газетах, с болезненным самолюбием, резко проявлявшимся при малейшем выражении недоверия к его работам. В двадцать девять лет, когда Росс еще и не мечтал об исследовательской работе, Баттиста Грасси был уже профессором и опубликовал свою знаменитую монографию о «chetognata» (признаться, я и сам не знаю, что это такое!).
Грасси ненавидел людей, которые не работают.
– Человечество, — говорил он, — состоит из людей, которые работают, людей, воображающих, что они работают, и людей, которые совсем не работают.
Он причислял себя, конечно, к первому классу, и, по правде говоря, это трудно было оспаривать.
В 1898 году Грасси, ничего не зная о Россе и никогда даже не слыхав о нем, занялся разрешением вопроса о малярии. В это время было много разговоров о возможности переноса насекомыми самых разнообразных болезней от человека к человеку. В Америке появилась знаменитая работа Теобальда Смита о техасской лихорадке, а Грасси питал огромное уважение к Теобальду Смиту. Но что толкнуло его окончательно заняться работой над малярией, — не забывайте, что он был большой патриот и крайне самолюбивый человек, — это приезд Роберта Коха. Мировой декан охотников за микробами, царь науки (корона которого была только чуть-чуть потрепана), Кох приехал в Италию для того, чтобы доказать, что комары переносят малярию от человека к человеку.
Кох был теперь чрезвычайно брюзгливый, угрюмый и неспокойный человек; с одной стороны, его мучило воспоминание о неудачном лечении туберкулеза (стоившем жизни немалому количеству больных), с другой — он был подавлен скандалом своего развода с Эмми Фраац. Он ездил по всему свету в поисках какой-нибудь новой моровой язвы, с которой он мог бы сразиться, но успеха не имел; он искал счастья, но не находил его. Его чутье стало уже изменять ему. И вот Кох встретился с Баттиста Грасси, который сказал ему:
– В Италии есть места, где от комаров нет спасенья, а между тем там совершенно не бывает малярии!
– Ну и что же?
– Значит, можно думать, что комары как будто не имеют ничего общего с малярией, — сказал Грасси.