Внизу, в трупном покое, усердно трудился Фредерик Лёфлер, кипятя свои ножи и извлекая раскаленной платиновой проволокой сероватую вязкую массу из притихших глоток маленьких созданий, которых доктора не сумели спасти от смерти. Он собирал эту массу в узенькие пробирки, закрытые комочками ваты, и, помещая ее затем в растворы красок, находил под микроскопом причудливых бацилл, имевших форму индейской палицы и испещренных ярко-синими точками. Почти в каждой глотке можно было найти этих странных пятнистых бацилл. Он поспешил показать их своему учителю Коху.
Не подлежит никакому сомнению, что Кох всецело руководил Лёфлером в его исследовании.
— Не нужно делать поспешных выводов, — сказал ему Кох. — Сначала нужно вырастить их в чистом виде, затем впрыснуть чистую культуру животным, и если эти животные заболеют болезнью, совершенно сходной с человеческой дифтерией, тогда только…
Как мог Лёфлер ошибиться, работая под руководством этого чудовищно педантичного и в то же время крайне внимательного и заботливого маленького царя охотников за микробами, наблюдавшего за ним из-под своих неизменных золотых очков?
Одного погибшего ребенка за другим Лёфлер подвергал тщательному исследованию; он заглядывал во все уголки бедного маленького тельца; он окрашивал сотни и тысячи срезов из каждого органа; он старался — и ему это быстро удалось — вырастить чистую культуру этих странных дольчатых бацилл, имевших форму индейской палицы. Но, сколько он ни искал, он абсолютно нигде, ни в одной части тела не мог найти этих микробов, кроме как в забитой пленками глотке.
«Как могут эти микробы, растущие только в глотке и больше нигде, как может это небольшое количество микробов, оставаясь на одном месте, так быстро убивать ребенка? — задавал он себе вопрос. — Впрочем, нужно точно следовать указаниям Коха».
И он продолжал добросовестно вводить чистую культуру зародышей в дыхательное горло кроликов и под кожу морских свинок. Эти животные быстро погибали — в какие-нибудь два-три дня, так же как и дети, а иногда еще быстрее, — но микробов, которых Лёфлер вводил в них целыми миллионами, можно было найти только на месте впрыскивания. А иной раз их даже и там не оказывалось, или, в лучшем случае, там было лишь очень мало ослабленных экземпляров, которые, казалось, не могли причинить вреда и блохе.
Но как же все-таки такая ничтожная доза бацилл, постоянно остающаяся на одном месте, может сразить животное, в миллион раз превышающее их своими размерами?
Лёфлер был чрезвычайно точный и добросовестный исследователь, но он был абсолютно лишен дара воображения, который мог бы оживить или хотя бы нарушить его автоматическую точность. Он сел и написал ученый труд, в высшей степени скромный, сдержанный, не возбуждающий никаких надежд. Это была простая, бессистемная сводка всех «за» и «против» по вопросу о том, действительно ли данная бацилла является возбудителем дифтерии. Он отступал назад, чтобы оставаться честным, он поместил в самом конце факты, говорившие против.
«
Так он свел на нет всю ценность своего точного и прекрасного исследования. Но в самом конце этого безнадежного трактата он дал Ру и Берингу — людям, обладавшим более сильным воображением, — ключ для дальнейших работ в этой области. Чудак был этот Лёфлер! Признавая себя неспособным сделать последний шаг в этом вопросе, он предсказывал то, что должны были за него сделать другие:
«Эта бацилла всегда остается на месте в омертвелых тканях, заполняющих горло ребенка; она таится в одной какой-нибудь точке под кожей морской свинки; она никогда не размножается в организме мириадами, и в то же время она убивает. Как это может быть?
Надо полагать, что она вырабатывает сильный яд —
Эта мечта Лёфлера глубоко запала в голову Ру.
В то время в Париже охота за микробами была в полном разгаре.
Пастер, в состоянии некоторой реакции после своей нелегкой победы над бешенством, наблюдал за постройкой института на улице Дюто. Неистовый Мечников прибыл из Одессы проповедовать свою фантастическую теорию о фагоцитах, пожирающих злокачественных микробов. Пастеровцы укладывали в чемоданы свои микроскопы и спешили в Индо-Китай и Австралию открывать чудесных микробов несуществующих болезней. Тысячи женщин в страстной надежде забрасывали Пастера умоляющими письмами.