Я жил в многоквартирном шестиэтажном доме, где занимал три комнаты на первом этаже. Надвигалась ночь, черная и жуткая, без теней, света фонарей и рекламных огней — именно такими стали на Земле ночи в последнее время. Я не стал зажигать свет, предпочитая накачиваться в темноте. Потом, уже изрядно набравшись, я сунул в магнитофон наугад попавшуюся мне кассету, напялил наушники, завалился на диван, закрыл глаза и… принялся хохотать. Кассета попалась с записями монологов Джека Дэвиса, популярного комика прошлого десятилетия. Когда-то я очень любил слушать этого супергениального шута, а кое-что из его репертуара знал даже наизусть. Он мог рассмешить даже слона, его смех был чем-то вроде божественного дара, излившегося с небес подобно благодати. Это был великий человек, великий и талантливый. В ту злополучную ночь я смог убедиться в этом еще раз. Словом, я хохотал до икоты, до боли в печенке, до спазмов в горле, до удушья.
Не знаю, спиртное ли было тому причиной, или вся эта повседневная мерзость, все это безумие, грязь и пустота вылились вдруг в истерический припадок… не знаю. Я был тогда на грани нервного срыва, но — великолепный Джек Дэвис спас меня. Он прожужжал мне все уши своими идиотскими шутками — а я все хохотал, хохотал, хохотал… Я уже не слышал, как кончилась кассета. Заснул, как убитый.
О, наутро эта метафора обрела зловещий смысл! Весь дом был мертв.
Погибли все жильцы. Все до единого, кроме меня. Признаюсь, тогда я впервые испугался по-настоящему. Нет, не за собственную шкуру, плевать я хотел на нее; мне стало страшно и жутко оттого, что, оказывается, можно вот так, запросто, тихо, бесшумно, незримо взять — и вычеркнуть всех этих людей из списка живых, а они, эти несчастные… а, да что там говорить… Я понял сразу, чья это работа. И еще понял, что охотились за мной. Произошло то, что должно было произойти, но — какой страшной ценой я остался жив! Тогда мне было не до анализа ночных событий, меня не интересовало, почему я жив, мне нестерпимо хотелось знать, за что погибли они? Вины на мне нет, я знаю, и все же именно я стал невольной причиной их смерти, и никогда теперь себе этого не прощу. Многих из них я знал не один год. По соседству со мной жили трехгодовалые двойняшки, мальчик и девочка… Проклятый Мрак!.. В тот же день я получил официальное назначение на Остор. Думаю, это спасло меня от безумия.
Джервис нервно курил уже третью сигарету. Охотники слушали молча, нахмурив брови и сжав кулаки.
— Сколько раз я потом прокручивал в голове всю цепочку этих событий! — продолжал Джервис, горько усмехаясь. — В ту ночь мне страшно повезло. В первое время я думал, что меня спасло проклятое виски, но потом понял: нет, здесь что-то другое. Теперь я знаю, что. Это был…
— Смех, — закончил за инспектора Одинокий Воин. — Вас спас смех, инспектор. Только он один.
Горящими глазами Воин в упор смотрел на Джервиса.
— Все верно, Воин, меня спас смех, — кивнул тот. — Вы попали в самую точку.
Герцог вскочил, озаренный внезапной догадкой.
— Черт побери, Воин! Вспомни наш разговор. Неужели, неужели это и есть то самое универсальное оружие? Смех?!
— Смех, землянин. Сам того не ведая, инспектор открыл тайну неуязвимости Мрака. Теперь мы знаем, в чем его слабость и наша сила. Ты прав, Филипп, это оружие поистине универсально. Ибо каждый носит его в себе.
— Даже ребенок обладает им! — воскликнул Герцог.
— В первую очередь ребенок, — заметил Воин. — Детский смех самый искренний, чистый, светлый, невинный, способный растопить лед любого, даже самого черствого и грубого сердца. Он — истинное олицетворение Любви и Добра, а только Любовь и Добро могут уничтожить Ненависть и Зло.
Стюарт в волнении прошелся по рубке управления.
— Итак, делаем ставку на смех. Это наш единственный шанс.
— Это наш единственный шанс, — повторил Джервис, — хотя сейчас мне, честно говоря, совсем не до смеха.
— Мы ждем второго признания, Берт.
Инспектор бросил на Стюарта быстрый взгляд.
— Да-да, второе признание. Каюсь, сначала я думал скрыть это от вас, но, видит Бог, столь тяжкий груз одному мне нести не под силу. Вы должны знать все. Этой ночью, после посещения портового кабака, я обратился в информационное бюро Фэнт-сити, надеясь получить там свежую информацию с Земли. И я ее получил. — Голос его зазвучал глуше. — Вчера Чарльз Крамер объявил Совет Семи распущенным, а членов Совета — государственными преступниками. Сегодня на рассвете шестеро Стратегов были расстреляны.
Никто не проронил ни звука, лишь мертвенная бледность разлилась по лицам Охотников.
— Таким образом, — бесстрастно заключил Джервис, — Крамер является единственным законным правителем Галактической Федерации, ибо отныне закон — это он сам.
— Закон! — взорвался Марк. — И это ты называешь законом, Джервис?! Да этот Крамер — психопат, маньяк и убийца!
— Ты мог бы этого мне не говорить, Марк. Если и был в Совете Семи государственный преступник, то это только Крамер.
— Отныне мы объявляем войну Крамеру, — четко произнес Стюарт. Убийца должен быть наказан.