Охотники за нацистами

После поражения Германии бо́льшая часть бывших подданных Гитлера спешно открестилась от зверств и массовых убийств, совершенных от имени нации. Общаясь с солдатами армий-победительниц и выжившими евреями, немцы заверяли, что всегда выступали против нацистов – хотя бы в душе́. Многие также рассказывали, что прятали евреев и других жертв нацистского режима. «Если бы все те евреи, о которых мне рассказывали, и впрямь были спасены, нас в конце войны было бы намного больше, чем в начале»,[67] – сухо отметил Визенталь.

Хотя многие немцы к Нюрнбергу и другим судебным процессам отнеслись пренебрежительно, как к «правосудию победителей», были и те, кто радовался мысли, что людей, которые привели Германию к гибели, ждет наказание. Сол Падовер, историк и политолог австрийского происхождения, вместе с американской армией пройдя от Нормандии через всю Германию, провел исследование настроений немецкого населения. После встречи с молодой женщиной, которая прежде занимала высокий пост в Союзе немецких девушек,[68] он записал в блокноте весьма любопытные факты.

Например, отвечая на вопрос о своей роли в Союзе, та «соврала», как пишет Падовер, что ее «принудили».[69] А что, по ее мнению, нужно делать с главными нацистами? – «Как по мне, можете всех их повесить».

Молодая женщина была не одинока в своем желании видеть, как идеологи рейха жизнью заплатят за содеянное. Тем более что это помогло бы ей дистанцироваться от прошлого. Как и многие немцы, она заявляла, что ничего не знала об ужасах Третьего рейха.

Петер Хейденбергер под конец войны служил в германской парашютной дивизии в Италии, ненадолго попал в плен, потом был освобожден и приехал в Дахау. Он искал свою невесту – та бежала из Дрездена после бомбежки 13 февраля и могла укрыться у друзей. «Знаете, Дахау – очень красивый город, у них там есть замок»,[70] – вспоминал он спустя десятилетия. Петер поднялся на холм, где стоял замок, и американец-постовой стал расспрашивать, что ему известно о лагере внизу. «Я сказал, что никогда там не был, знаю лишь, что там располагалась какая-то тюрьма, – ответил Петер. – Он мне не поверил».

Однако уже вскоре Хейденбергер услышал достаточно, чтобы разделить чувства той женщины из Союза немецких девушек. «Я думал, что справедливости ради их всех надо поставить к стенке», – говорил он, вспоминая свою первоначальную реакцию.

Взгляды Хейденбергера поменяются еще и потому, что он в подробностях ознакомится с серией судебных процессов, которые проходили параллельно с Нюрнбергским. В Дахау начали судить людей, на практике реализовывавших планы высшего нацистского командования (в том числе и тех, кого повесили в Нюрнберге). Речь шла об офицерах и солдатах СС, служивших в Дахау и других концентрационных лагерях надзирателями. Американцы искали независимого корреспондента, который мог бы давать информацию о судебных процессах на радио Мюнхена – новом канале победителей. Местный чиновник рекомендовал Хейденбергера – образованного немца, не зараженного нацистскими идеями.

Совершенно не имея опыта репортерской работы, тот тем не менее согласился. Вскоре Хейденбергер готовил прекрасные материалы не только для радио, но и для германской службы новостей и крупных информационных агентств вроде «Рейтер».

Процессы в Дахау не столь известны, как Нюрнбергские, однако они воочию продемонстрировали, чем нацизм был на самом деле. Они позволили вскрыть те детали, которые имел в виду Трумэн, когда после своего президентства сформулировал истинную цель всех судов над нацистами: «Ни при каких условиях не допустить, чтобы кто-то мог сказать: “Ничего этого не было, это всего лишь пропаганда, нам попросту солгали”».[71] Иными словами, послевоенные процессы были призваны не только наказать виновных, но и навеки запечатлеть важные исторические события.

* * *

В отличие от многих своих современников, Уильям Денсон не воевал на европейских полях сражений.[72] Коренной алабамец – чей прадед в Гражданскую войну сражался на стороне конфедератов, чей дед в Верховном суде штата, рискуя всем, защищал афроамериканцев, а отец был уважаемым адвокатом и политиком, – он закончил юридический факультет Гарвардского университета и преподавал право в Вест-Пойнте. Однако в начале 1945 года его призвали на военно-юридическую службу и отправили в Германию. Так тридцатидвухлетний Денсон оказался в полном одиночестве (жена побоялась ехать с ним в раздираемую войной страну) на незнакомой оккупированной территории.

Размещенный вместе с другими сотрудниками военно-юридической службы во Фрайзинге, недалеко от Дахау, он поначалу воспринимал ужасающие слухи о лагере скептически. «Я думал, просто какие-то люди, с которыми в лагере плохо обращались, теперь хотят отыграться и выдумывают всякие сплетни», – пояснял он спустя десятилетия. Однако вскоре он убедился в достоверности этих сообщений. Так как «все свидетели упоминали одни и те же подробности, значит, они и впрямь имели место, поскольку опрошенные не могли встретиться и сфабриковать свои истории».[73]