Охотники за Попаданцами

Дамочка оказалась очень шустрая. Всего лишь за несколько минут она одной рукой умудрилась вытащить рубашку из брюк. Мою, естественно, рубашку из моих, естественно, брюк. Сама она была одета в легкое платье с огромным бантом на груди. Этот чертов бант от ее активных движений постоянно топорщится и лез мне в лицо. Иногда даже в рот, в момент, когда я особо активно его открывал, собираясь возмутиться. Кроме того чрезвычайно страстная особа подпихивала меня в сторону директорского кабинета, который находился совсем рядом. Видимо, это был конкретный намек на желание уединиться.

Честно говоря, никогда не думал, что отбиться от женщины, решительно настроенной на страсть, так сложно. Впрочем я вообще не думал, что мне когда-нибудь придется отбиваться от женщины.

Но эта, конкретная, перла вперед, как скоростной экспресс. Она бормотала невнятную чушь и настойчиво толкала меня туда, где мы могли остаться без свидетелей. А еще, все это действо сопровождалось рыданиями. Серьёзно. Прямо театр абсурда какой-то. Такое чувство, будто дамочка не могла определиться с эмоциями. В итоге, через пару минут я был по уши испачкан помадой и слезами.

Реально начал опасаться, что мне придётся перейти к более грубым приемам убеждения. Фраз «прекратите!», «да что ты будешь делать!» и «вытащите оттуда руку!», которые я успевал сказать, отплевываясь от ее гигантского банта, она вообще не слышала.

Но самое главное — я узнал ее. Меня сейчас склоняла к разврату Валентина Егоровна собственной персоной… Так вот почему смеялась блондинка. Она была в курсе, что у Голобородько роман с его замом. Ну, Настенька… Юмористка хренова. Не могла предупредить, что ли? Сто процентов специально устроила этот «приятный» сюрприз. А с виду такая приличная девочка.

— Стоп! — Я, наконец, ухитрился схватить женщину за плечи, а потом с силой оторвал ее от себя. — Вы… черт… хватит!

Отскочил в сторону и принялся заправлять рубашку обратно. Галстук теперь весел на моей шее, как петля, на которой впору пойти и удавиться. Я точно не готов вместе с телом сорокалетнего Голобородько получить в наследство еще и его любовницу. Тоже сорокалетнюю. Ничего не имею против, каждому свое, что говорится, но мне-то в реальности тридцатник только недавно стукнул. Да и Валентина Егоровна вообще не похожа на женщину моей мечты. Она оказалась достаточно высокой, с широкими плечами, замашками борца-сумоиста и хваткой питбуля. По своей «конституции» дамочка сильно напоминала небезызвестную «девушку с веслом».

— Вы это бросьте! Приличная женщина… — я с сомнением окинул ее взглядом, а потом добавил. — Вроде бы…

Валентина Егоровна, всхлипнув, уставилась на меня с выражением удивления. Она, наконец, начала догадываться, что я рвения к близости не имею. Теперь мой зам выглядела растерянной. Видимо, не на такую реакцию женщина рассчитывала.

Не знаю, чем бы закончилась наша нежданная встреча в итоге, но в этот момент дверь кабинета, от которого мы не особо далеко отошли, распахнулась и на пороге появился взъерошенный Матюша. Он выскочил в коридор, явно собираясь догнать руководство. С момента моего ухода прошло не более пяти минут. Хотя мне эти минуты показались вечностью…

— Павел Матвеич, я хотел… Ох, ты ж… э-э-э… извините…

Режиссер резко развернулся на сто восемьдесят градусов и собрался скрыться за дверью. Этого я допустить не мог. Объясняться сейчас с Валентиной Егоровной не хотелось совсем. А придется. Рано или поздно буду вынужден серьезно обсудить с ней перспективы совместной личной жизни. Вернее, их отсутствие. Я не собираюсь продолжать отношения, начатые Голобородько. Черт… надеюсь, у него нет жены, детей, еще каких-нибудь родственников. Не уточнил эти детали у Натальи Никаноровны и Насти.

Мой зам, слава богу, с появлением Матюши немного убавила пыл.

— Матвей Сергеевич, Вы ко мне? То есть за мной? — я во все глаза смотрел на режиссера. Выкатил их так, что сам себе стал напоминать то ли сову, то ли краба. Это был непрозрачный намек, мол, уходить Матюше сейчас не нужно.

— Да ладно. Вы тут… наверное важный вопрос обсуждаете. Я все понимаю, — Матюша тормозил со страшной силой и намека явно не понимал.

Он вообще решил отвернуться в сторону, дабы не пялиться откровенно на меня, заправляющего рубашку в брюки, и Валентину Егоровну, которая нервно взбивала свой бант. Радовало, что режиссер хотя бы стоит на месте, а не сбежал обратно в кабинет.

— Да мы просто… Да… Обсуждали тут… — любовница Голобородько посмотрела на меня со значением.

Она тоже на что-то намекала. Но если Матюша моих намеков не понимал в силу скудоумия, то я делал вид, что внезапно ослеп и ни черта не вижу.