Охотники за туманом

– А у меня смотри что есть! – на ладони Андрея Тимофеевича появился белый кристалл. – Замечательная штучка, правда? Смотри, как красиво переливается свет на его гранях! Нравится? Ой, а чего это ты сам рычишь? Где же твоя свора? Ну же, настоящий охотник! Скомандуй своим верным псам разорвать меня на куски! Возьми трофей с моего никчемного тела! Чего же ты?

Николай занес саблю и плавными, неслышными шагами скользнул к гиганту. А боярин продолжал куражиться над гигантом, который по-прежнему боялся оторвать окутавшиеся туманом ладони от алтаря.

– Смотри! Вот я сейчас решу все твои проблемы. Возьму этот сверкающий камешек, поднесу к твоему алтарю… Видишь? Спасение близко, очень близко! Сейчас ты снова станешь… кем? Скажи мне!

Гигант снова зарычал и Николай, повинуясь жесту боярина, с оттягом рубанул гиганта сзади в стык доспеха. Шлем с головой бывшего владетеля загрохотал по каменному полу, туман густыми потоками вырвался было на свободу, но тут же растворился в воздухе, как только Андрей Тимофеевич опустил руки со сверкающим белым кристаллом на квадратную алтарную плиту.

Злорадный смех боярина отразился от стен.

Николай поморщился и отошел в сторону. Как-то это было… И саблю надо бы вытереть. Да вот хоть бы и обрывком валяющегося на полу плаща.

Хотя… Тряпка замерла, так и не коснувшись клинка. Николай оценивающе посмотрел на перекошенное в злом торжестве лицо обычно смешливого и добродушного боярина. Тут до него всего-то два шага… Его глаза закрыты, руки порхают над алтарем, пальцы дергаются, словно выстукивая дробь на невидимой столешнице. Шейный платок в вороте камзола сбился на бок, обнажив слегка дряблую кожу немолодого уже человека…

Николай тряхнул головой, прогоняя внезапно накатившее черное искушение.

Откуда-то сверху, будто сквозь перекрытия, пробился багровый луч закатного солнца. Бледно-синее освещение алтарной комнаты быстро истаяло, погрузив подвал в полумрак.

Со звоном разбившегося стекла алтарный камень рассыпался на мелкие крошки. Андрей Тимофеевич открыл глаза и убрал сверкающий белый кристалл в сумку. Выражение его лица стало задумчивым, а из взгляда пропали те черные бесы, что плясали там во время глумления над поверженным владетелем.

Николай быстрыми движениями оттер саблю от крови и бросил скомканную тряпку обратно на труп владетеля.

– Осуждаешь? – вдруг спросил Андрей Тимофеевич. Уже своим обычным голосом. Тем самым, которым так часто вел задушевные беседы за ужином там, в остроге.

Николай молча пожал плечами.

– Ты не все знаешь, Коля. Это… как бы так сказать… Личное. Как-нибудь потом расскажу, если захочешь.

– А с Матреной у вас тоже личное, Андрей Тимофеевич? – голос почему-то получился глухим. Николай прокашлялся, будто заядлый курильщик и продолжил – Знаете… У этого, небось, тоже личное. А от его верных соратников здесь только запах остался. И те призрачные псы в стене, что вчера Сидора подрали.

– Осуждаешь. – утвердительно сказал Андрей Тимофеевич.

– Да нет, что вы. Кто я такой, чтобы осуждать? Так, фишка для игры, не более – Николай развернулся и быстро зашагал вверх по лестнице.

Андрей Тимофеевич задумчиво посмотрел ему вслед. Поднял руку в перчатке, свел пальцы, словно собираясь ими щелкнуть. Но, мгновение поколебавшись, опустил руку. Сделал шаг вперед, поднял с тела гиганта скомканный обрывок плаща. Расправил, посмотрел на грязные пятна…

– Осуждает. И даже сердится. Ну надо же! – и вдруг улыбнулся. Хорошо улыбнулся, по-доброму.

* * *

– Да, вот прямо здесь и нашли. Она в этом развалившемся сарае себе лежанку обустроила. А щенка, гляди-ка, выкормила. Сама уже почти померла, а малые вон какие, даже с жирочком на боках!

Один из охотников, Зиновий, осторожно расчесывал деревянным гребешком грязную шерсть на тощей, облезлой пятнистой овчарке. При каждом прикосновении та вздрагивала всем телом, но уши не прижимала. А рядом с ней из деревянной миски хлебали теплый, исходящий паром мясной бульон два крупных черных щенка.

Рядом на костре весело булькал котелок. Интересно, когда мужики все успели? Вроде Николай с боярином в башне совсем недолго пробыли. А гляди-ка, уже стемнело, звезды видны, луна восходит. И похлебку сварить успели. Может, процесс разрушения алтаря сыграл странную шутку со временем?

– А что за порода? Вроде что-то знакомое. Азиат какой-нибудь? – спросил Николай.

– У нас в Оренбурге степные инородцы, киргиз-кайсаки, таких псов называют словом 'тобет'. Они у них вроде пастушьих, но волков давят – будь здоров! И не такие бесноватые, как текинские овчарки. Инородцы, к слову сказать, и ребенка не побоятся с такими псами одних оставить.

– Волкодав, значит?

– Верно. Волков давит только так! Кочевые люди их очень расхваливают! А еще гляньте-ка вот сюда! – Зиновий указал на нишу под завалившейся деревянной стенкой сарая.

Николай присмотрелся. Ну да, вон, из тряпок и веток собака сделала лежбище. А на нем, среди клочьев серой шерсти слегка мерцала синеватая пыль. Знакомая такая…