Врублевский открыл дверь квартиры и, не зажигая свет, прошел в свою комнату. Полумрак спальни тревожили лишь блики на стенах, роняемые в окно уличными фонарями. Подтащив кресло к окну, Врублевский опустился в него, забросил ноги на подоконник и закурил. Он наблюдал за уплывающей в форточку струйкой сизого дыма и пытался найти слова, которые положили бы конец его сомнениям, но в голову настойчиво лезла слышанная где-то фраза: «Злость не лучший советчик, а обида не может служить оправданием».
«Это не злость и не обида, — сказал себе Врублевский. — Просто я решил начать новую жизнь. Совсем новую. Все, что было раньше, все идеалы и принципы необходимо забыть. Они ложные, и они мешают жить. Это тяжело, я воспитан иначе, но я постараюсь. Потому что это новая жизнь. Совсем новая. Я твержу себе это постоянно, и все равно тащу из своего прошлого какие-то критерии и оценки… Забудь. Нет их больше. Нет. Если уж решил что-то делать, то делай и не сомневайся. В конце концов тебя насильно никто не тащил, не принуждал и даже почти не уговаривал. Ты прекрасно понимаешь, что это самый эффективный и самый короткий путь к благополучию. А тебе это нужно. Тебе это просто необходимо. Это как критерий твоей жизнеспособности в этом мире, как показатель того, что и сколько ты стоишь. Деньги. Хорошие, постоянные деньги. Ты двадцать восемь лет работал за идею, и все школьные друзья считали тебя едва ли не юродивым. А ведь ты можешь. Если захочешь, то можешь. И долгий путь тебе не интересен, потому что тебе позарез необходимо сейчас с головой уйти в работу. В такую, чтобы не было времени думать о чем-нибудь другом. В такую, чтобы дух захватывало, чтобы забирала полностью, без остатка. Каждый живет по своим правилам. Мне мои не подошли, и я хочу их сменить. Одни тянутся к духовному, другие — к власти, третьи — к богатству, и если этого очень хотеть, то всегда можно добиться своего. Главное, добиваться этого, не жалея сил…»
— Не всегда получаешь то, что хочешь, — послышался за его спиной ровный голос Ключинского. — Чаще бывает, что получаешь то, что заслуживаешь… И это правильно.
Врублевский догадался, что он настолько увлекся самоубеждением, что несколько последних фраз произнес вслух.
— Извини, что помешал тебе, — сказал старик. — Можно, я войду? Я еще работал, когда ты вернулся, но не хотел мешать, полагая, что ты ляжешь спать. А когда услышал, что ты разговариваешь сам с собой, решил все же заглянуть… Ты сегодня рано вернулся. Что — нибудь случилось?
— С собой, решил все же заглянуть… Ты сегодня рано вернулся. Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего… Просто у меня изменился график работы. Теперь он у меня «скользящий»… Кстати, Григорий Владимирович, я принес вам деньги за квартиру. За два месяца сразу.
Старик посмотрел на деньги, перевел озадаченный взгляд на Врублевского и повторил:
— У тебя точно ничего не случилось?
— Все в порядке, Григорий Владимирович… Просто я немного устал. Сегодня был длинный день.
— Да-да, — заторопился старик, — не стану тебе мешать. Ложись, отдыхай.
Он направился к выходу, но на пороге остановился и оглянулся.
— И все же, поверь, Володя, что в этой жизни каждый в конце концов получает то, что заслуживает.
— Я немало повидал на своем веку и могу подписаться под этой старой истиной. Жизнь — очень длинная штука, и, к сожалению, многие истины воспринимаешь только подводя итоги. В юности знаешь о существовании подобных догм, но всегда стремишься их оспорить, ставишь под сомнение, опровергаешь, потому что они противоречат юношескому максимализму, уверенности в своих возможностях получить сразу все и довольно быстро. И только под старость уже сознаешь всю суетность этих попыток. Эти правила игры придуманы не нами. Поверь мне, Володя — если взять эту истину как мерило всех своих поступков, то проблема выбора не будет так мучительна, а ошибки так трудно исправимы. Да и конечный результат будет более соответствующим.
«Соответствующим, — согласился Врублевский, отворачиваясь от закрывающейся за стариком двери к окну. — Честная, нищая и всеми покинутая старость. Благодарю покорно. Я уже успел попробовать такой жизни и больше не хочу. Всю жизнь страдать, чтобы умереть с чистой совестью? Не лучше ли всю жизнь жить так, как тебе хочется, а расплата… Она все равно одна за все грехи. Для кого нужно пытаться быть честным? Для близких? Им это не нужно. Они судят по победам, а не по мировоззрению. Если у тебя все есть, ты жив- здоров и процветаешь, то тебе простят все прегрешения на пути к этому рубежу. Победителей, как известно, не судят».
Он вспомнил глаза Лены во время их последнего разговора и решительно подтвердил: «Никому неинтересно, какими путями ты идешь к своей удаче, а победителей не судят».
На следующий день, ровно в девять часов, он входил в двери бара, где назначил ему встречу Иванченко.