— А моя сбыточ… Тьфу! Моя сбудется! — с пьяной уверенностью сказал Врублевский. — Только зачем теперь?.. Но все равно сбудется. Видишь, что здесь изображено? Это — «Ласточкино гнездо». Такой малюсенький замок на самом краю скалы… в Крыму. Я там был один раз. Решил купить.
— А разве он продается?
— Продается все, — заверил Врублевский. — Дело лишь в цене и в связях. А если не продадут, то сдадут в аренду, на девяносто девять лет… Мне хватит и девяносто девять лет…
— Зачем он тебе? Сейчас и замок можно купить в Англии или во Франции, можно свой особняк построить, по собственному вкусу. Зачем тебе именно «Ласточкино гнездо» сдалось? Оно же маленькое, да и с приобретением наверняка возникнут сложности.
— А я хочу именно «Ласточкино гнездо»! Не хочу я строить или покупать замки. У меня — мечта. Может у меня быть мечта?
— Может, может, — успокоила она его. — У любого человека может быть мечта…
— Вот и у меня… вожжа под хвост попала. У меня никогда ничего не было, и у моих родителей не было, и у их родителей не было. А те крохи, что сумели заработать, «перестройка» и реформы сожрали. И я решил — с меня новый род начнется, новая жизнь, новое поколение… А «Ласточкино гнездо»… На фиг оно мне не нужно! Но это — показатель… Идиотизм это, а не показатель, — он растер лицо ладонями и одним глазом заглянул в пустой бокал. — Вино у нас еще есть?
— Сейчас принесут, — девушка подозвала официанта и заказала ему еще пару бутылок. — Володя, а может, хватит тебе пить?
— Я хочу забыть, что я — подлец, — пьяно признался он. — Но… не забывается… Она просила меня о помощи, а я испугался… Я не верил. Я боялся верить. Я думал — сперва заработаю денег, куплю «Ласточкино гнездо» и тогда поверю… Но я бы не поверил, — доверительно сказал он на ухо своей собеседнице, — Я бы считал, что меня любят за деньги… Но я все равно не успел ничего купить. Она умерла. Теперь она — мертвая и хорошая, а я живой и дерьмо… Я пахну?
— Нет.
— Странно. Должен пахнуть. Ты, наверное, еще не почувствовала. Когда меня получше узнаешь — почувствуешь. Я-то себя хорошо знаю… И чувствую. Видимо, прав был художник, говоря: «Каждый получает не то, что хочет, а то, что заслуживает». Вот ты, к примеру, что заслуживаешь?
— Четвертый час разговоров с тобой, — вздохнула она. — Заканчивай ныть, Володя. Давай я лучше отвезу тебя домой.
— Нет у меня дома. Это не мой дом. Я его украл. Я все украл. Я крадун. Я беру у других и забираю себе. Перераспределение такое. Прихватизация. Я решил, что мне больше нужно, чем им. Мне очень хочется, и я беру. Хочешь, для тебя что-нибудь украду? Вон мужик в красном пиджаке идет… Хочешь красный пиджак?
— Нет.
— Это потому, что тебе не нужен красный пиджак, — догадался он. — А вот мне нужно «Ласточкино гнездо», но его нельзя украсть. Чтобы его приобрести, нужно украсть много другого. Тогда я стану честным и хорошим. И скажу об этом всем. И буду удивляться, почему это они смотрят на меня с испугом и отвращением — я же стал хорошим и сказал им об этом? Они обязаны будут забыть все, что я им сделал, и любить меня. А если не будут любить, значит они плохие и жестокие… Господи, какое же я дерьмо! Как хочется все забыть. Все, что было. Или сойти с ума и ничего не понимать. Можно, я сойду с ума? У меня слюни будут свисать на пиджак, и глаза будут вот такие… я тебе сейчас покажу…
— Перестань, — попросила она, — а то я сейчас уйду.
— Не уходи… От меня все уходят… И это правильно. Когда я был офицером, у меня были друзья, и они ко мне приходили. А сейчас я крадун, и от меня все уходят. Думаешь, мне совестно? Чихал я на совесть… Просто мне дерьмово от того, что я — дерьмо… Это мое естественное состояние. Я достиг единства внешности с сущностью… С сучностью.
— Володя, давай я тебя домой отвезу?
— Что ты ко мне пристала? — возмутился он. — Ты, вообще, кто такая? Ты кто?
— Я Лариса, — терпеливо напомнила девушка, — Устенко. Твоя знакомая.
— Не помню… А как мы с тобой познакомились?
— Больше трех лет назад, в этом самом баре.
— А-а, вспомнил! Ты такая зеленоглазая, симпатичная проститутка… Проститутка? Я тебя купил? В смысле снял? Или тоже — украл?
— Нет, — вздохнула она, — я сама… снялась. Ты не очень хорошо выглядел, когда сидел здесь один и пил. Я подошла к тебе, и ты попросил меня остаться… Четвертый час сижу.
— А зачем ты подошла?
— Жалко стало.
— Жалкий Врублевский, — покачал он головой. — Терпеть не могу, когда меня жалеют… Кто ты такая, чтобы меня жалеть? Ты кто?
— Лариса, твоя знакомая… А вот ты явно перебрал.
— Я — Перебрал? — удивился он. — Так меня еще никто не называл… Перебрал Викторович Врублевский… А что? Мне идет…
— Пойдем и мы, — она едва ли не силой подняла его со стула и повела к выходу.
Невзирая на слабые протесты, помогла одеться и вывела на улицу.
— За руль тебе садиться нельзя, — задумчиво глядя на едва стоящего на ногах Врублевского, сказала она. — Придется везти тебя самой. Где твои ключи от машины?
— А вот этого как раз делать и не стоит, — послышался за ее спиной незнакомый бас.