И тут Толстяку стало совсем плохо. Профессор это заметил, немного помялся, но все же достал из тайника грязную склянку с едко пахнущей жидкостью и разлил ее содержимое по пластмассовым стаканчикам.
— Держи, — протянул он один из них Толстяку. — И не думай ни о чем. Ты все равно ничем ей помочь не мог. Как бы ты ей помог? И чем ты можешь мне помочь? И чем я могу помочь тебе? Крикнуть: «Я не хочу, чтобы мой друг Толстяк жил на чердаке и питался отбросами? Нет, Толстяк, я не могу помочь тебе. Не могу помочь себе. И не смог бы помочь этой девчонке. И ты бы не смог.
— Тогда почему мне стыдно?
— Потому что ты какими-то эмоциональными критериями меряешь, а нужно с точки зрения здравого смысла. Один умный человек сказал, что стыд — это «гнев, обращенный вовнутрь». Вот ты и гневаешься на себя за то, что поступил… рационально. А нужно гневаться на других, на тех, кто создал все это, стал причиной этого…
— Это опять будет «война со злом», — сказал Толстяк.
— Еще раз повторяю: а чем ты ей мог помочь? Всех не пережалеешь. Всех голодных не накормишь. Всех бездомных собак не приютишь. Всех счастливыми не сделаешь… И закончим на этом.
— Но почему мне все равно так стыдно? — спросил Толстяк. — Муторно у меня на душе, Профессор… Очень плохой сегодня день…
— Хороший, — ворчливо отозвался Профессор. — Повезло тебе, что в беду не попал. А кошки на душе скребут от того, что ты глупый и слишком впечатлительный… Выпил спирт? Тогда иди домой и ложись спать. Наутро полегчает… И не приходи ко мне больше с такими глупостями. Даже мне настроение испортил…
— Чем?
— Своими вопросами… И моими ответами… Но тебе этого не понять…
— Извини, — сказал Толстяк и пошел домой.
К тому времени на улице уже стемнело, и к своему углу на чердаке Толстяк пробирался уже в полутьме, на ощупь. Но темнота не была для него помехой — за годы своего проживания на чердаке он изучил свое «жилище» так, что смог бы добраться до своей подстилки с завязанными глазами.
Нащупав картонную коробку со своими пожитками, Толстяк положил в нее снятую куртку, пошарил рукой, отыскивая подстилку, и уже собирался лечь, когда…
— Ай! — завопил он, отскакивая назад. — Кто здесь?
— Это я, — раздался из темноты знакомый голосок. — Не бойся… Я сама боюсь… и думала, что это идет кто- то страшный… А это ты…
— Как ты меня напугала, — признался Толстяк, держась рукой за сердце, — Ты опять напугала меня… Ты, наверное, на меня охотишься.
— Нет. Ты же сам показал мне, где ты живешь. Я походила по улице, но очень замерзла и поднялась сюда. Я думала, что ты здесь, но тебя не было, и я стала ждать… Потом стемнело, было очень страшно и кто-то шевелился в углу…
— Это голуби, — сказал Толстяк. — Они здесь живут. Голуби и я.
— Так ты позвонишь, чтобы меня забрали? Тетя Наташа не пришла, и мама не пришла…
— Я знаю, — сказал Толстяк.
— Откуда? Ты их видел? Где они? Почему не приходят за мной?
— Они не могут, — мучительно подбирая слова сказал Толстяк. — Они уехали… очень далеко. И не могут сейчас вернуться.
— Куда? — в ее голосе послышались слезы. — Куда они уехали? Почему они не взяли меня с собой?
— Они… Они попросили меня присмотреть за тобой. Временно… Пока мы не позвоним по телефону твоим друзьям.
— Они не мои друзья. Я их не знаю. Это друзья тети Наташи… А куда уехала мама? Скоро она вернется?
— Нет, — вздохнул Толстяк. — Не скоро. Это слишком далеко… Но ей там будет хорошо. Она уехала в волшебную страну, где нет злых людей, где нет голода, где есть только солнце и радость…
— Она не могла уехать без меня… Ты врешь…
— Я?! — возмутился Толстяк. — Ты мне не веришь? Посмотри в мои честные глаза.
— Но здесь темно.
— Вот и хорошо… В смысле — вслушайся в мой честный голос. Она просто не успела сказать тебе, что уезжает. Она очень соскучилась по твоему папе и…
— Она умерла?
Толстяк долго молчал, прежде чем признался:
— Да. Но все не так печально, как ты думаешь. Те, кто умирают, не исчезают, бросая нас. Они всегда с нами и следят за нами с небес, защищая и оберегая… Они действительно уходят в волшебную страну, где собираются все добрые и честные люди, и оттуда опекают нас…
— Откуда?
— Как бы это тебе объяснить?.. — задумался Толстяк, и тут ему в голову пришла спасительная мысль. Он запустил руки в картонную коробку, на ощупь отыскивая там огарок свечи и спички, — Сейчас, сейчас, — пыхтел он, чиркая отсыревшими спичками о коробок. — Через минуту я тебе кое-что покажу… Я это еще никому не показывал… Ага, вот так… Сейчас…
Он аккуратно пристроил свечу на дощечке, постоял минуту, позволяя глазам привыкнуть к мерцающему свету, и, повторив: «Сейчас… Сейчас я тебе это покажу», полез в дальний угол, руками разрывая перемешенный с гравием песок.
Извлек на свет драный полиэтиленовый пакет, достал из него тощую разлохмаченную книжку без обложки и, торжественно улыбаясь, показал девочке:
— Вот!
— Что это? Книжка?