Охотники

В абсолютной темноте на крыше небоскреба возникало странное чувство. Я выбрасывал сверху мусор и не мог избавиться от чувства, что одного за другим я сбрасываю с крыши своих друзей. Мешок за мешком падал в разинутую темную пасть разрушенного катка, а мне казалось, что сама Мать–Земля поглощает то, что не осилил человек. И что в один прекрасный день из этого мусора вырастет густой могучий лес, и белый медведь будет бродить по нему, как самый настоящий царь природы, а вокруг будут играть медвежата. Как же хотелось увидеть новую жизнь на месте разрушенного города, увидеть ту обновленную Землю, про которую мы говорили!

Я поднял последний мешок, но как–то неловко и чуть не упал с крыши вместе с ним, еле–еле поймав равновесие на самом краю. От страха мне стало нехорошо, я сел, свесив ноги с крыши и вцепившись в ледяные перила ограждения. Интересно, что будет, если спрыгнуть? Что почувствуешь? Будет страшно? Сейчас страха высоты я не испытывал, потому что все равно не видел ничего дальше носков ботинок. Я чуть наклонился вперед — в лицо ударил ночной ветер. Интересно, я смогу парить, будто летающий змей? Интересно, а у ветра хватит силы унести меня? А может, просто отпустить руки, слегка оттолкнуться и броситься в пропасть…

Я попытался засмеяться, но получился странный звук, больше похожий на всхлип. Неужели у меня хватит смелости на такое? Что же должно случиться для этого? Должны уйти мои друзья? Должна кончиться вода? Должно произойти то, с чем я не смогу жить? Я вспомнил убитого Дейвом охотника, вспомнил паренька возле реки, закрытую дверь в квартире 59С… Пора было уходить. Не важно, останутся друзья со мной или нет, пора было уходить — не только из небоскреба, из города…

Я вытер слезы. Внутри прозвучало: «Не смей!», но я поднялся и заревел в голос — от обиды на мир, на тех, кто все это устроил. Я плакал, и мне становилось легче, жизнь возвращалась, и…

Свет!

Луч света с соседнего здания полоснул меня по глазам и исчез. Я стоял на высоте в семьдесят этажей, так что о природном источнике света и речи быть не могло. Я смотрел во все глаза, но больше ничего не замечал. Наверное, просто показалось: такая короткая, незаметная вспышка… Тоненький лучик, прорезавший темноту ночи, безлунной ночи. Я хотел было развернуться и уйти, как…

Боковым зрением я снова заметил свет: дрожащий луч от фонарика, пропавший так же быстро, как и в первый раз. Но теперь я был уверен: мне не показалось. Этот лучик говорил, что где–то есть жизнь. А свидетельством чего еще мог быть свет в абсолютно темном здании в это время и в этом городе? Я оглянулся: точно, Дейв решил меня разыграть. Но нет, на крыше никого не было — только я один.

Перепрыгивая через две ступеньки, я спустился на шестьдесят седьмой этаж и подбежал к окну, напротив которого видел свет. Схватил бинокль и стал ждать. Мне было не по себе, нашла какая–то необъяснимая тоска. Я ждал и ждал… А вдруг там есть кто–то такой же, как я…

Я осматривал окно за окном в здании напротив. Может, бросить все и бежать рассказать остальным? А если я уйду, и свет появится снова? Я вспомнил фильм Хичкока, в котором парню на инвалидной коляске показалось, что он видел убийство в одной из квартир. День за днем он сидел возле окна и смотрел, и видел в темноте убийцу, который следит за ним самим. А вдруг это охотник хочет выманить нас? Да нет, это точно другой выживший!

Несколько часов я провел с биноклем, всматриваясь в темноту, и, наверное, заснул, потому что проснулся от холода, от того, что все тело затекло.

Рядом сидела Анна. Может, это она разбудила меня. Было немного за полночь. В окне отражалось лицо Анны — нечетко, размыто, будто лицо призрака. Света нигде не было — только темнота. Анна не спрашивала, что со мной, не спрашивала, что я здесь делал, а мне и не хотелось ничего рассказывать. Мы просто молча сидели рядом, но мне казалось, что я могу читать ее мысли.

— Нам действительно нужно уходить? — наконец спросила она.

Я не знал, что ответить. Я пока не решил даже для себя, не знал, как поступить.

— Когда мы уйдем, все станет по–другому.

— Я знаю.

— Возможно, нам придется расстаться.

— Я знаю.

— Разделиться.

— Я знаю.

— Разойтись в разные стороны.

— Я знаю.

— В этот раз — навсегда.

У меня по щеке скатилась слеза. Я понимал, что Анна имеет в виду. Она заслужила полное право уйти и быть свободной, жить своей собственной жизнью, найти своего мистера Дарси или кто ей там больше по душе. А может, ее место рядом с Дейвом, может, они больше подходят друг другу. У них было что–то общее, а я был чужаком… И уже во второй раз за эту ночь я понял, что пора решаться…

— Я понимаю, что нам, возможно, придется разделиться, если мы уйдем отсюда. Но знаешь, если мы останемся, однажды наши дороги все равно разойдутся. Я проснусь, а тебя не будет, — сказал я.

— Ты поймешь меня? — тихо спросила она.

Я промолчал. Просто смотрел на ее красивое отражение в окне и не думал больше ни о чем.

Встал, протянул Анне руку.

— Пойдем. Завтра — наш последний день и нужно провести его с пользой. Для начала, хотя бы выспаться.

18