Почтальон зимой приезжает ещё в темноте, так что я чуть не пропустила машину почты. Но всё же сумела зафиксировать, как он опускает в ящик целую кипу конвертов. Как бы мой в них не затерялся, тем более что лежит он на самом дне. Простой конверт, с адресом и маркой, всё как положено, но я не стала посылать его по почте, а бросила в ящик собственноручно за полчаса до приезда почтальона. Внутри конверта лежал лист бумаги с одной-единственной, карандашом нацарапанной фразой, навеянной небезызвестным фильмом ужасов:
«Я знаю, что вы его прячете».
Больше ничего. Никаких указаний, кого «его» и кто именно прячет, так что в случае чего всегда можно сказать, что это, мол, была неудачная шутка. Но если мои подозрения верны, то мистер Пейдж поймёт, что я имею в виду, и если мне повезёт, то задёргается.
Часа через два начало светать. Пока была темнота и сумерки, я просто прогуливалась по кварталу и окрестностям, время от времени отпивая кофе из взятого с собой термоса. Едва ли сейчас кто-то из обитателей этих роскошных домов сидит у окон, высматривая прохожих. Когда же наконец рассвело, настала пора заняться маскировкой. Предыдущий день был потрачен на походы по магазинам, и не зря. Правда, и выданная мне карточка оказалась изрядно опустошена, но, надеюсь, Женя мне это простит.
На углу улицы и бульвара встал мольберт. Я не зря некоторое время была подругой художника – кой-какие знания, слушая увлечённые рассказы Макса, я всё-таки почерпнула. Бумага, краски, кисточки, палитра, набор угля для рисования... Хочется надеяться, что художницу, решившую заняться живописью прямо на улице, не шуганут. Или хотя бы шуганут не сразу. К дому я сидела боком, решив сделать вид, будто рисую пейзаж с мачтами яхт. На моё счастье, сегодня по большей части светило солнце. И, хотя в рисовании я ноль без палочки, следующие несколько часов я честно малевала то углём, то красками на листах бумаги то, что видела перед собой. Во всяком случае, пыталась. Что сказал бы о моих потугах Макс, и думать не хотелось.
Немногочисленные прохожие обходили меня, то равнодушно, то поглядывая с любопытством. Но погнать так никто и не погнал. Только однажды, когда я сделала перерыв, чтобы перекусить чем бог послал, то есть прихваченными бутербродами, какая-то пожилая дама очень доброжелательно посоветовала мне пройти к западу, где открывается потрясающий вид на мост. Я с улыбкой поблагодарила, и объяснила, что мост я уже рисовала, а сейчас хочу сделать серию рисунков разных видов Сан-Франциско при разной погоде. Она понимающе покивала, и мы ещё некоторое время поболтали о том, какой красивый это город и что ещё в нём можно нарисовать, чтобы в полной мере передать его красоту.
Дом особых признаков жизни не проявлял. Часов в девять утра из гаража выехала машина, чтобы вернуться примерно к полудню. К окнам никто не подходил, во всяком случае к тем, что были мне видны. Посетители внутрь тоже не рвались. Что ж, даже если моя провокация и сработала, с телефоном и интернетом хозяин может развить бурную деятельность и сидя в одной комнате. Я ведь и затеяла всё это чтобы не сидеть совсем уж без дела. Как раз сейчас Пейдж может беседовать с Бошняком, но, не имея специальной аппаратуры, я никогда об этом не узнаю.
Посетитель появился уже во второй половине дня, когда я решила, что, пожалуй, пора сворачиваться. Иначе моё упорное сидение в одном месте может начать выглядеть подозрительно. Я как раз упаковывала своё снаряжение, когда у дома затормозила машина. В гараж не въехала, а остановилась у крыльца. Из машины вышел пожилой мужчина, примерно ровесник Пейджа по виду, легко взбежал по ступенькам и толкнул незапертую калитку. Дверь ему открыли изнутри, сразу же, как он подошёл, и гость скрылся в доме. Я наклонилась к стоявшей на асфальте сумке, искоса разглядывая оставленный автомобиль. Синий «Бугатти», такой не каждый может себе позволить. Это не рассыльный какой-нибудь, это именно что гость. А раз не пустили в гараж, значит, приехал ненадолго. Я вытащила смартфон и, почти не скрываясь, сфотографировала номер. А когда минут через десять мужчина вышел из дома, я, сделав вид, что вожусь с заклинившим складным механизмом ножек мольберта, сфотографировала и его тоже.
Оттащив сумки в гостиницу, я переоделась, сменив куртку и шапку, и вернулась на бульвар Марина, снова начав прохаживаться туда-сюда. Сделала несколько кругов по набережной и ближайшим улицам, поужинала в кафе и снова прогуляла до темноты. Около девяти часов вечера я вернулась к дому и, в последний раз пройдя мимо, вытащила камеру, которую ещё рано утром спрятала в ветках живой изгороди дома напротив особняка Пейджа. Она была не такой уж маленькой, и я всё боялась, что её кто-нибудь заметит, потому и слонялась вокруг, время от времени, проверяя, на месте ли она. Но камера спокойно дождалась вечера, и теперь я поехала разбираться, что она там наснимала.