- Нам вместе работать некоторое время, может узнаем друг друга получше? - он говорил это и улыбался, его естественный шарм было никак не заглушить, поэтому я, сама того не замечая, немного расслабилась.
- Спрашивай, - сказала я, глядя на мощную линию его шеи, переходящей в плечи, а он качался.
- Ты занимаешься еще чем-нибудь, помимо магии?
Я улыбнулась:
- Учусь в аспирантуре, пишу кандидатскую по истории отечественного оккультизма.
Его брови поползли вверх, почему-то, то, что я вызываю демонов проще для понимания, чем то, что я хочу получить докторскую.
- Это по настоящему круто - он притормозил, пропуская бегущую через дорогу девушку, ее уши были прикрыты огромными наушниками, она ни на что не смотрела и шла, как сомнамбула не соизволив дойти пару метров для пешеходного перехода.
- А ты чем-нибудь занимаешься, кроме того, что повышаешь свой уровень святости групповыми молитвами?
Он издал низкий типично мужской смешок:
- Вот уж поверь, я не святой. То, что у меня ангелизм, как ты заметила, не делает меня автоматически хорошим парнем. Но по профессии я психолог, врачую умы и души, так сказать.
- То есть выясняешь, почему у некоторых дамочек не клеится личная жизнь.
Я представила, как он сидит в кожаном кресле и слушает чьи-нибудь причитания, о том, что этого кого-то в детстве не любил папочка. Я считала возможность поплакаться психологу роскошью, к которой прибегаешь, когда других забот нет. Рафаэль видимо был другого мнения:
- Я спасаю людей от отчаянья. Отвожу от грани самоубийства, не стоит недооценивать мою работу. – Он стал серьезным, видимо, для него действительно много значила его работа. Я хотела было извиниться, за свою не слишком удачную шутку, но ангелок вдруг спросил - А с личной жизнью у тебя как?
Снова здорово, подумала я и тяжело вздохнула. Можно и выдать ему правду, в конце концов, это не тайна:
- У меня были серьезные отношения. По крайней мере, я так считала. А мой парень просто хотел экзотики вроде девушки с демонизмом. Больше я на эту тему говорить не буду.
Мы подъезжали к заброшенному зданию на берегу реки, фиолетовая лента все еще огораживала место преступления, но больше никого не было. Через день и ее снимут, а жизнь вернется на круги своя. Рафаэль парковался, а я думала над тем, что не договорила ему.
Когда Максим меня бросил, довольно жестоко, грубо и со смехом, я пожелала ему боли, такой боли, какую он причинил мне. На следующий день он сломал ногу, затем его мать заболела раком, его отчислили из университета, его лицо покрылось какой-то сыпью, оставляющей шрамы. Он во всем обвинил меня, но сама я не знала, было ли его предположение выдумкой или я сама того не ведая стала причиной всех его несчастий. С тех пор я пообещала себе, что никогда не позволю никому ранить себя. И что буду держать себя под таким контролем, какой только возможен.
Пока я отстегивала ремень безопасности, Рафаэль обошел машину и открыл передо мной дверь, это было очень галантно и абсолютно не нужно. Еще он зачем-то подал мне руку и я, не видя в этом никакого подвоха ее взяла. От руки к груди пронесся поток теплой энергии, я никогда не трогала никого с ангелизмом, Рафаэль издал судорожный вдох, но руки не убрал и даже попробовал прижать меня к себе, энергия как искрящееся шампанское разошлась по телу, пьяня. Это было приятно, слишком хорошо, поэтому я одернула руку и сердито покачала головой.
- Вау! - сказал он, - Никогда ничего подобного не чувствовал, мы должны будем еще как-нибудь попробовать.
От необходимости ответной реплики меня избавил подходящий к нам вчерашний полицейский. Максим Геннадьевич, казался при дневном свете еще рыжее, а может быть, дело было в появившейся на его лице огненной щетине.
- Лина Александровна Туманова и Рафаэль Светлов, как раз вас ждем.
Он был все с тем же блокнотом, что и вчера. Я едва не хихикнула над фамилией Рафаэля, ну, конечно же Светлов. Какая еще может быть фамилия у того, кого само рождение поставило на светлую сторону.
Мы не стали задавать вопросов и прошли в здание через покосившийся дверной проем.
Огромного роста мужчина в черном одеянии в черной же шляпе и с густой бородой такого же цвета отошел от края круга, который до этого внимательно изучал. Я себя почувствовала Гулливером на земле великанов. Ну почему все вокруг такие здоровенные? Светящиеся мощным интеллектом карие глаза секунду изучали мое лицо, затем он отвернулся и заговорил.
- Меня зовут Рав Коган. Я раввин в московской хоральной синагоге. Я здесь, поскольку мне сообщили, что это дело жизни и смерти.
Руки мужчины были свободны, он ничего не держал, ничего не записывал. Благодаря курсу религиоведения я знала, что ему приходится нарушать правила субботы, когда еврею полагается отдыхать от мирских забот, но это нарушение может быть допустимо, если речь идет об опасности для жизни.
Максим Геннадьевич попросил у меня:
- Опишите то, что вышло из этого круга.