Охотницы

Он не отпускает меня, вместо этого притягивает ближе. Я в полной мере чувствую на себе эффект от его горящего взгляда и вздрагиваю.

— Ты убивала их, не так ли?

Он говорит тихо. Эмоции усиливают его мелодичный акцент, и это настолько меня удивляет, что я не нахожусь с ответом. Он встряхивает меня.

— Одна. Без меня. Когда я категорически запретил.

Я никогда раньше не видела его настолько не контролирующим себя. Какие бы эмоции он ни испытывал, он всегда их сдерживал, скрывал.

— Айе, — говорю я. — И я буду делать это снова, когда мне захочется.

— Как долго, Кэм?

Меня пугает серьезность его голоса.

— Почти две недели.

Сразу после бала, когда я была снова представлена обществу. Я пошла охотиться с Киараном, и, когда мы закончили, он оставил меня рядом с мертвым фейри в одном из подземных тоннелей. Я наслаждалась последними остатками его силы, когда почувствовала, как приближается другой фейри, вместе с жертвой. Я не смогла удержаться. И на следующую ночь я не смогла удержаться от убийства в одиночку, равно как и на следующую, и на следующую. Мой новый ритуал.

Он холодно смеется. Я дергаюсь, когда он проводит по моей щеке длинным изящным пальцем.

— Надеюсь, у тебя большой арсенал этого маленького оружия, — шепчет он, и его дыхание целует мои губы. — Потому что отныне они никогда не перестанут преследовать тебя.

Я больше не могу дышать. Я упираюсь ладонями ему в грудь и отталкиваю его. Он сверкает улыбкой, еще более безжалостной, чем обычно, разворачивается и направляется к Калтон Хилл.

— И что это за безымянные они? — Когда становится ясно, что он не собирается останавливаться, я догоняю его, чтобы он не смог убежать. — Ты говорил, что красные колпаки заключены в холмах. Я думала, что фейри не могут лгать.

— S`ithichean, — поправляет он. Он ненавидит, когда я называю его соплеменников фейри. — Да, не можем.

— Тогда как они сбежали?

— Это не имеет значения, — говорит Киаран, и на его скуле дергается мускул. — Когда мы охотились вместе, я мог замаскировывать наши убийства как свои. Теперь, после твоей одиночной охоты, она знает, что в Эдинбурге живет Соколиная Охотница.

Соколиная Охотница.

Опять это! Я помню широкую улыбку выходца, когда он высасывал из меня энергию.

Соколиная Охотница.

— Что это значит? — спрашиваю я.

Прежде чем он успевает ответить, я слышу голоса. Киаран смотрит мне за спину, и я оборачиваюсь. Люди, болтая и перекликаясь друг с другом, спешат к Ватерлоо-плейс. Я понимаю, что они ищут причину взрыва. Он наделал слишком много шума.

Черт побери! Придется делать большой крюк по дороге к площади Шарлотты, если я не хочу быть замеченной.

— Просто возвращайся домой, Кэм, — говорит Киаран.

— Но…

— Остальное я расскажу завтра.

Он разворачивается и идет вдоль дороги.

Через час я возвращаюсь к себе в спальню через потайную дверь. Деррик вылетает из гардеробной. Его крылья трепещут так быстро, что их почти невозможно различить.

При виде меня он останавливается и присвистывает.

— Ощущаю потребность сказать: выглядишь ты отвратно.

Я нажимаю на рычаг, который возвращает дверь на место, и ударяю ладонью по деревянной панели на стене.

— Благодарю, — сухо говорю я. — Очень мило с твоей стороны.

И смотрю в зеркало. Мои волосы в полном беспорядке, медные пряди торчат в разные стороны. Кровью забрызганы и лицо, и одежда. На шее синяк, завтра он будет темно-фиолетовым. Деррик прав: выгляжу я паршиво.

— Я закончил платье, — говорит Деррик. — Плату, пожалуйста.

— Закрой глаза.

Деррик покорно закрывает лицо ладонями, и я открываю комод, в котором прячу мед. Маленькая панель внутри отъезжает в сторону, открывая ящик с банкой. Я перекладываю немного ее содержимого в деревянный сосуд и прячу мед.

Потом ставлю чашку на стол.

— Без брызг, пожалуйста.

Деррик со счастливым воплем устремляется к столу. Его ореол сияет золотом, когда он усаживается на краю чаши. Он опускает пальцы в мед и без всякого смущения засовывает в рот испачканную медом руку.

Я ежусь от отвращения и захожу в гардеробную. Сняв грязную одежду и переодевшись в ночную рубашку, я рассматриваю свои руки. Костяшки пальцев после драки с Киараном поцарапанные, опухшие и в синяках. Я опускаюсь на колени возле кувшина со свежей водой и, шипя от боли, погружаю в него руки.

Я не должна была позволять Киарану видеть меня в таком состоянии. Нужно лучше контролировать свой гнев. Он воспримет это как уязвимость, которая намного хуже, чем мои физические ограничения. Слабость. Одно дело — признаваться в этом себе. И совсем другое — вести себя так в его присутствии.

— Проклятье… — бормочу я, вытирая руки. Я не знаю, что буду делать, когда завтра увижу его снова.

К тому времени, как я возвращаюсь, Деррик уже наполовину съел мед. И улыбается мне пьяной улыбкой.

— Как ты поживаешь этим прекрасным, — он икает, — вечером, милая человечица?

— Мне казалось, ты говорил, что я выгляжу ужасно.

— Отвратно, — уточняет он. — Как великолепный, очаровательный ужас.

Я бросаю одежду в ванну, чтобы отстирать. Вода становится черной от крови и грязи.

— Теперь ты просто дурачишься.