Охотницы

— Ты поймешь, когда найдешь это.

Я раздраженно вздыхаю. Свет свечей мерцает в жилищах Старого города, газовые фонари отбрасывают на улицы глубокие тени. Тонкий туман перекатывается по земле и между домами, окутывая дороги призрачной белизной. Чем ближе мы подлетаем к Холирудскому дворцу в Парке Королевы, тем больше меркнет свет, пока под нами не остается только темнота.

Едва различимые очертания скалистой вершины Солсбури-крэг появляются перед нами. Мои глаза адаптируются к темноте, и я присматриваюсь к пологим холмам в долине. Трон Артура выше других, его пик окаймлен облаками и туманом. Я выворачиваю руль в сторону темной лужайки под ним.

Дождь стучит по крыльям, когда мы ныряем вниз и приземляемся на траву. В парке, не считая звуков ливня, тихо, не слышно даже птиц и животных.

Мои кожаные сапоги утопают в мягкой луговой траве, когда я выбираюсь из орнитоптера.

— Что теперь?

Киаран не удостаивает меня даже взглядом.

— Мы идем. Ты ищешь.

Он шагает по темной траве. Я спешу следом и спотыкаюсь о камень.

— Ты не мог бы замедлиться ради девушки, у которой бесполезное, человеческое ночное зрение?

Киаран останавливается.

— Приношу свои извинения, — говорит он, но по тону не слышно, чтобы он действительно сожалел.

Несмотря на тьму, я ощущаю на себе его тяжелый взгляд. Мне все еще сложно смотреть на него — даже сложнее, чем раньше. Он видел мои слезы. В тот самый миг, когда я вынуждена была отказаться от мести, от мысли когда-либо убить Сорчу, потому что потеряю его. Я раньше не понимала, насколько Киаран мне небезразличен и как сложно представить, что он может пострадать.

Я размышляю о том, какое отвратительное событие он пытался предотвратить, принося Сорче ту клятву. Что стоило того, чтобы навечно связать свою жизнь с ее жизнью?

— Чем бы ты рискнула, чтобы убить Сорчу? — спрашивает он, прежде чем я успеваю заговорить. — И отвечай честно, Кэм, разве ты не отдала бы за это жизнь?

Я удивленно смотрю на него.

— Конечно же нет.

Ложь с легкостью срывается с моего языка. Я стала такой изощренной лгуньей, что иногда почти верю себе. Ложь лучше выдавать вместе с зерном истины, с крючком фактов, на который нанизан обман. Именно тогда ее проще всего поддерживать.

— Я видел твою решимость, — негромко говорит он. — Я наблюдал, как ты считаешь, что, кроме твоей мести, ничто в этом мире не важно. И знаешь, что я подумал?

— Что? — шепчу я, почти боясь услышать его ответ.

— Я сделал тебя такой же, как я.

Я отворачиваюсь к склону, который ведет к утесам. Дождь капает мне на лицо, но я не стираю капель. Грудь слишком сдавило, а сердце болит. Я глупо, необоснованно надеялась: он скажет, что я сильная, что я потрясающая. Он покажет, что гордится мною, как позавчера, в гостиной, когда я держала нож у его горла.

Но он этого не сделал. Я такая же, как он. Я тоже чудовище.

На краткий миг мне хочется стать девочкой, которой я когда-то была. Я бы носила открытые белые платья, посещала балы и ни о чем не беспокоилась. Но мне пришлось уничтожить девочку, которая носила белые платья, поскольку она была неспособна убивать. И теперь мне придется жить с этим выбором.

Мой смех звучит грубо и горько. Я должна бы презирать Киарана за все, что он сделал. Его уроки выжигали меня изнутри, пока я не стала такой, как сейчас, — мстительной, разрушительной тварью.

Но я не могу. Это все, что у меня есть, и обратного хода не будет.

— Я сама сделала выбор, МакКей, — напоминаю я.

— То был выбор, который я предвидел, — говорит он. — Я видел твою ярость в ночь нашей встречи. И понимал ее слишком хорошо.

Мы быстро идем по узкой тропинке в центре Парка Королевы и молчим. Я дрожу от холода и натягиваю манжеты плаща на кисти. Бесполезно. Моя одежда уже промокла. Я запрокидываю голову и гляжу в небо, позволяя дождю омывать мое лицо. Тучи серебристые, низкие, с темной подкладкой.

Если я умру, мне будет этого не хватать. Я буду скучать по звездам, которые так любила мама. Я буду скучать по дому. Интересно, скучает ли по дому Киаран?

— МакКей?

— Хм?

— Ты когда-нибудь… — я сглатываю, — когда-нибудь скучал по S`ith-bhr`uth?

Мы огибаем небольшое озерцо, сияющее в центре долины серебром отраженного лунного света. Киаран ведет себя скованно, словно его поразил мой вопрос.

— Иногда.

— Каким был твой дом там?

— Прекрасным, — отвечает он. — Жестоким. Ни в одном языке мира нет слов, которые могли бы адекватно описать его. — Когда я отвечаю выжидательным взглядом, он медлит, но продолжает: — Я ненавидел мой дом с той же силой, что и любил его.

— Но ты бы вернулся, если бы мог?

— Нет, — отвечает Киаран резко, почти зло. — Никогда. Оно того не стоит.

— Почему нет?

Он вздыхает.

— Потому что мне там больше не место, Кэм. И здесь мне тоже места не найти.

В его голосе нет ненависти к дому. Он говорит так, словно скучает по нему, словно оставил там часть себя, которую никогда не сможет вернуть.

— Слишком много болезненных воспоминаний?