Охоться на меня, дорогая (ЛП)

Пока мы с Дереком стоим там, окруженные навязчивыми образами жертв, мой разум перебирает возможности. Я знаю, что понимание мотивов, стоящих за различными временными рамками, и выбора жертвы было бы ключом к их поимке. Но это сложная головоломка, требующая тщательного анализа и глубокого погружения в самые темные уголки человеческого разума.

— Нам нужно заглянуть за пределы видимости, — говорю я, нарушая тишину, которая установилась между нами. — Должно быть что-то, что связывает этих жертв вместе, что-то, что они видят в них, чего мы еще не обнаружили.

Дерек кивает, его глаза все еще сосредоточены на фотографиях.

— Давай вернемся к биографическим данным каждой жертвы, их личной жизни, их отношениям. Возможно, есть общая нить, скрытая связь, на которой они зациклены.

Я возвращаю свое внимание к доскам, фотографии смотрят на меня с серьезными лицами. У каждой жертвы была своя история, оборвавшаяся жизнь, и я испытывала глубокое чувство ответственности за то, чтобы раскрыть правду и восстановить справедливость в их воспоминаниях.

— Нам также нужно учитывать психологию убийц, — предлагаю я, мой голос полон убежденности. — Что побуждает их искать это извращенное удовлетворение? Какую пустоту они пытаются заполнить с помощью своих жертв?

Пристальный взгляд Дерека встречается с моим, в его голубых глазах читаются эмоции, которые я не могу расшифровать.

— Мы не можем забывать, что за каждым поступком стоит человек. Человек, чей разум нам нужно понять.

Я киваю в знак согласия, мы не можем позволить себе упустить из виду тот факт, что наше расследование направлено не только на решение головоломки, но и на разгадку мотивов и сложной работы умов, стоящих за убийствами.

— Вот именно, — отвечаю я.

Пристальный взгляд Дерека задерживается на мне еще на мгновение, прежде чем его губы растягиваются в легкой улыбке.

— Из нас получается хорошая команда, — говорит он.

Я улыбаюсь в ответ, ценя партнерство, которое сформировалось между нами за такое короткое время.

— Да, — соглашаюсь я. — Вместе мы найдем ответы, которые ищем, и положим этому конец.

— О, я уверен, что так и будет, — отвечает Дерек, его улыбка становится шире. В его глазах читается решимость, похожая на общую, что мы не успокоимся до тех пор, пока не разгадаем извращенные мотивы этих убийств и не привлечем виновных к ответственности. Мы были готовы отправиться в это мрачное путешествие вместе, черпая силы друг в друге по мере того, как все глубже погружались во тьму, которая лежала перед нами.

Я снова оглядываю доски, рассматривая различные изображения разных мест преступлений.

— Давайте еще раз взглянем на каждую из жертв, посмотрим, сможем ли мы выяснить, почему они проводили больше времени с одними, а не с другими.

Дерек и я начали тщательный процесс пересмотра биографии каждой жертвы, их личной жизни и взаимоотношений. Мы изучаем каждую доступную информацию, от их аккаунтов в социальных сетях до их прошлых взаимодействий с другими людьми. Мы стремились выявить любые скрытые связи или закономерности, которые могли бы пролить свет на мотивы убийц.

По мере того, как мы углубляемся в жизнь жертв, я вижу, что начинает вырисовываться тревожная закономерность. Жертвы, которые были убиты быстро, без особых затрат времени, имели одну общую черту: они рассказали близким друзьям о том, что их преследовали. От этого леденящего осознания у меня по спине пробегает дрожь.

— Похоже, что от жертв, которые сообщали о преследовании, избавлялись быстрее, — указываю я Дереку, мой голос полон беспокойства. — С другой стороны, жертвы, которые прожили дольше, никогда никому не рассказывали о своем опыте преследования. Единственная причина, по которой мы вообще знаем об этом, заключается в том, что в уликах были тонкие зацепки.

Дерек хмурит брови, пока переваривает информацию.

— Итак, сообщение о преследовании, похоже, послужило для них спусковым крючком. Они устраняют тех, кто обратился за помощью или искал защиты?

Я киваю, кусочки головоломки начинают складываться воедино.

— Как будто убийцы рассматривают сообщение о преследовании как предательство или угрозу их власти и контролю. Они хотят, чтобы их жертвы оставались изолированными и беспомощными, без какой-либо внешней поддержки.

Дерек склоняется над столом, за которым мы работаем, изучая фотографии жертв.

— Но как они узнают, какие жертвы сообщили о преследовании? Есть ли какой-нибудь способ, которым они могут отследить эту информацию?

Мой разум лихорадочно работает в поисках возможных объяснений.

— Возможно, у них есть способ следить за их коммуникациями. Возможно, они обладают техническими знаниями или имеют доступ к личной информации, которая позволяет им идентифицировать тех, кто высказывался о преследовании.

Взгляд Дерека остается задумчивым, пока он обдумывает такую возможность.

— У них может быть какое-то наблюдение или доступ к личным устройствам или учетным записям жертв. Это объяснило бы, как они остаются на шаг впереди.