Охрана

– А по башке не хочешь?! Стонал всю ночь, ходишь еле-еле, куда тебе в Москву?

– Надо с ребятами поговорить.

– Сегодня суббота, какие ребята?!

– Слесаря по субботам обычно работают.

– Не пущу. И не зли меня.

– Николай, рано тебе выезжать. Недельки две полежать надо. Я в контору заеду и со слесарями поговорю, не волнуйся.

– А я что тут делать буду? – Николай обиделся, но вовремя сообразил, что появился благоприятный момент, и сказал жене. – Дай хоть выпить. Усну по-человечески. Все против меня.

Через пару часов Владимир Касьминов гнал свой «Жигуль» в Москву. Настроение не улучшалось. Семеновская тема не отпускала. Он не обратил внимания на слова Светланы, да его и не интересовала настоящая жизнь этого человека. Мафиози, так мафиози. Подобное превращение не выглядело чем-то из рук вон, нелогичным. Почему бы человеку, который мечтал стать генералом (и был достоин этого!), не обидеться на тех, кто помешал ему осуществить мечту?! То, что Семенов обиделся, было ясно. И на кого обиделся – тоже. Почему бы такому обиженному не попытаться реализовать себя на другом поприще? Человек он физически сильный и здоровый, энергичный. Отжимание – 60 раз, гиря в его руках по-прежнему игрушка, моржует, не пьет, никогда не курил, держать в руках людей может и еще не расхотел. Подполковник в отставке. До пятидесяти еще два года. До шестидесяти – далеко! Народные артисты в шестьдесят юных красоток берут, детей с ними рожают, на сценах да на телевизионных экранах красуются, а он что, хуже их? И дед его боролся до шестидесяти пяти. Мог бы и до семидесяти пяти, но после революции, гражданской войны и раскулачивания интерес у него к этому пропал. И отец Семенова до семидесяти пяти работал. И он тоже может работать еще лет тридцать. Можно сказать – молодой специалист! А тут на тебе – пенсия.

«Веселые дела! – вспоминал Касьминов слова бывшего однокурсника, подъезжая к МКАД. – Генералам, маршалам и всяким партийным боссам и толстосумам можно сидеть в разных думах и кабинетах пожизненно, у них будто и возраста никакого нет. А тут возраст, понимаешь. Неправильно все это. Если там, наверху, могут восседать разные старперы, а мне сорокапятилетнему говорят, что в таком возрасте командиром дивизиона быть уже поздновато… Понимаешь, о чем речь?»

По МКАД, еще не расширенной в некоторых местах, ползали машины, техника, тени туч. Полковник Касьминов понимал, о чем речь. Однажды он услышал как бы невзначай брошенную фразу о его должности: «В сорок пять здесь тяжело работать».

Об этой странной возрастной теории относительности он старался не думать до разговора с Семеновым. Теперь она не отпускала его. В сорок пять сложно исполнять обязанности полковника. В семьдесят пять не сложно быть маршалом или занимать соответствующие этому званию посты в администрациях высших эшелонов власти, заседать в Государственной думе.

«Это – логично?! – спрашивал Семенов Касьминова и сам же отвечал на свой вопрос. – Это коварство одряхлевшей от старости системы, которая, дабы впрыснуть в себя мощную дозу эликсира вечной молодости, придумала себе перестройку. Зря придумала, однако. Семидесятилетняя старуха с помощью пластической операции может разгладить некоторые морщины в нужных, видных местах. Но от этого она не перестанет быть старухой».

Человек, говоривший такие речи, конечно же, не разлюбит свои мечты – раз, не смирится со своими обидчиками – два и способен на самые неожиданные поступки – три… Касьминов-младший, скользя по быстрым овалам московских набережных, уже не сомневался в том, что Светлана имела основания подозревать его бывшего сослуживца-однокурсника в разных тяжких грехах. Но делать окончательный вывод он не решался, осторожный человек.

– Не понимаю! Не понимаю! – воскликнул он и осекся, будто кто-то в машине мог слышать его голос.