Охранитель

Хочешь узнать последние новости и сплетни — иди в трактир. Благо, постоялый двор с непритязательным названием «Три утки» являлся не только гостиницей, но и популярным в столице графства питейным заведением. Самый центр города, рукой подать до кафедрала — базилики Сен-Вааст, и Grand Place над которой возвышаются колоссальная набатная башня и резиденция прево в целых три этажа, построенные великим Матье Аррасским, прославившимся своей работой в Праге: собором святого Вита.

Простеца в «Трех утках» не встретишь — дорого. Для сиволапого быдла вполне достаточно вонючих кабаков на окраинах, под городской стеной, а сюда ходит публика чистая. Ближе к огромному очагу устроились четверо совсем молодых министериалов[2] в сине-ало-золотых цветах графа Филиппа — старательно накачиваются вином, но шумят умеренно. Возле окна расположился плотный господин, очевидно из процветающего ремесленного сословия — на медальоне можно разглядеть изображение ножниц и архангела, портновский цех.

Людей мало — среда, не время для отдыха. Да еще и постный день.

— Вернулись? — хозяин посмотрел на Рауля с тенью заинтересованности в глазах. Письмо парижскому гостю приносил доминиканский послушник, следовательно мэтру пришлось навестить монастырь братьев-проповедников. Что он делал у инквизиции? — Откушать желаете?

— Желаю, — уверенно сказал Рауль. — Горячего. На улице мороз, начало мести, к утру жди сугробов.

— Здесь север, мэтр. Артуа край холодный.

…Традиционно содержатель таверны и постоялого двора представляется этаким располневшим добрячком с розовыми пухлыми щечками, солидным брюшком и добродушным нравом. Владелец «Трех уток» был полной противоположностью устоявшемуся образу. Росточком Гозлена из Эрмавиля Господь не обидел, полный туаз, то есть на полторы головы выше Рауля. Плечищи такие, что не в каждую дверь войдешь, шея бычья, могучие узловатые руки покрытые светлыми волосками. Лицо красное и грубое, будто выточенное резцом. На Гозлене куда лучше смотрелись бы кольчуга с латами, чем фартук.

Впрочем, здоровяк вовсе не скрывал, что прежде ходил в сержантах у графа Луи Неверского, два года тому отошедшего в мир иной истинно рыцарской смертью — в битве при Креси. Гозлену посчастливилось отставиться незадолго до столь горестного для Франции события, посему он благополучно избежал английских стрел и мечей, прикупил на сбережения обветшавший дом в Аррасе, отремонтировал, заказал у маляров вывеску с тремя утками и стал респектабельным гильдейским «table d'hote» — «хозяином стола».

Рожей, конечно, Гозлен не вышел — скажем прямо, преотвратная у него рожа, — но дело свое знал крепко и на гостеприимство не скупился. Блох в комнатах умеренно, да и по зиме блохи не самые злые. Кормит до отвала, поит допьяна, а цены с парижскими не сравнить: всего-то два серебряных денье в седмицу. Для Рауля, обремененного недостатком средств, такая щедрость показалась невиданной, но в провинции жизнь всегда была значительно дешевле столичной…

— Кушайте, мэтр, — Гозлен, выказывая уважение к ученому парижанину принес ужин лично, не доверив заботу о постояльце мальчишке из прислуги. Воздвиг на столе глиняное блюдо. — Рыба, наизнатнейшая! Такого судака и у короля в Консьержери не подают!

Рауль хотел было вздохнуть, но сдержался — не хотелось обижать хозяина. Одним судаком в белом вине Гозлен не ограничился: пшенная каша с оливковым маслом и тыквой, моченые яблоки, грибы поджаренные с луком и морковью, ароматные шкварки. Горячий ржаной хлеб. Кувшин с молодым вином прошлого урожая. Здоровая деревенская пища, но порция огромна, четверым не съесть!

— Кушайте, — повторил хозяин. — Вон вы какой тощий, нехорошо это. Гляньте на господ Буари и де Рансара, меньше чем за год откормил, из бледной немочи мужчинами стали!

Гозлен кивнул в сторону бурно спорящих министериалов. Да, на вечно голодных оруженосцев, прикармливающихся от господского стола, не похожи.

— Да вы садитесь, выпейте со мной, — предложил Рауль. Хозяин опустился на скрипнувший под его весом табурет, разлил вино по бронзовым стаканчикам. Подпер кулачищем квадратную челюсть. Голубые фландрийские глаза спокойные-спокойные, как у святого с иконы. — О чем поговаривают в городе?

— О разном, — пожал плечами Гозлен. — Девица Мирейо д’Айет, младшая дочурка старого барона Карла вроде бы понесла вне брака и теперь упрятана в монастырь клариссинок в Пельве от греха подальше, да толку то? Шлюха первостатейная, прямо скажу, кто с ней только не перепихивался. Да вот хотя бы… — трактирщик повернулся к министериалам и рявкнул: — Рансар, слышишь меня? Ты Мирейо из Айета трахал?

— Трахал, — отмахнулся молодой человек в синем шапероне. — Отцепись, у нас разговор!

— Видите? — Гозлен проникновенно взглянул на Рауля. — Но вы же, мэтр, совсем о другом спросить хотели, правильно?

— Ну-у… — чуть смутился Рауль. — Да, правильно. Ваше здоровье… Слышали, что случилось с аптекарем по имени Гийом Пертюи?

— Это который с Иерусалимской улицы?

— Разве их несколько? Гийомов?