Охранитель

И все же силы свои я переоценил: пока дошел до пролетки, пять раз вымок от пота и три раза чуть не свалился от головокружения. Утрирую, конечно, мог и больше раз шмякнуться, слабость накатывала неимоверная. Тяжело выдохнул, когда в пролетку сел, а кучер по приказу профессора коня подстегнул.

Дом графов Потоцких, как и в предыдущий мой визит, светился всеми окнами. Нас незамедлительно провели к постели мальчика. А состояние того ухудшилось, он потерял в весе, жар вернулся, и сбивать его уже получалось с превеликим трудом. Но пацан боролся за жизнь, цеплялся всеми силами, и кто мы такие, если не попытаемся ему помочь?

– Лизавета Сергеевна, – обратился я к матери сразу после беглого осмотра мальчика, – есть шанс, что мы можем помочь вашему сыну.

– Так чего вы стоите! – воскликнула графиня.

– Дело в том, что лекарство может его и убить, болезнь зашла далеко, – сказал профессор, а я поморщился.

Не те он слова говорит, пришлось пояснить:

– Лизавета Сергеевна, лекарство мы только что получили. Шанс… – вздохнул и, скрипнув зубами, соврал, – высок, скажу прямо, в успех верю, но ваш сын очень слаб, есть вероятность, что организм не справится. Решайте.

Графиня переводила взгляд с профессора на меня, на сына, сиделку и губу до крови закусила.

– Других вариантов нет? – хрипло спросила Лизавета Сергеевна, глядя мне в глаза.

– К сожалению, – ответил, не отводя глаз и медленно качая головой.

– Помогите Сереже, хотя бы попытайтесь, – смахнула она с глаз слезы, размазывая на лице кровь, стекающую из прокушенной губы.

Профессор поставил на стол свой саквояж, вытащил пару баночек, спиртовку, шприц, а потом на меня взглянул.

– Бежевый, – коротко сказал я ему.

– Доза? – уточнил Семен Иванович.

– Грамм, не больше, – проговорил я, прикинув, сколько себе в свое время и в своем мире колол.

Семен Иванович на кончике скальпеля взял порошок и поместил его в пробирку, вновь посмотрел на меня. Я подсказал, чтобы залил воду, из расчета на половину шприца, и перемешал. Профессор уже знал, что антибиотик (надеюсь, что он получился) вводить нужно внутримышечно. И вот после нехитрых действий профессор застыл со шприцем перед мальчиком.

– Семен Иванович, не медлите, колите! – заламывая руки, воскликнула мать пацана.

Профессор чуть головой качнул, но работу свою сделал качественно, хотя Сережа и вскрикнул от боли. Теперь нам оставалось надеяться на удачу и чудо.

Эпилог

Сижу в ресторане Марты и медленно жую отбивную, запивая красным вином. В этом мире мне чертовски нравится, в том числе и вкуснейшая пища, в которой еще нет никаких искусственных добавок. Прошла неделя, как профессор сделал мальчику укол и наши надежды оправдались. Сережа пошел на поправку, сегодня у него почти не осталось никаких симптомов болезни. Температура пропала через несколько часов, вслед за ней и кашель исчез, а от слабости и худобы паренька скоро останутся одни воспоминания. Кормят его как на убой и выполняют все капризы. Мне даже жестко пришлось поговорить с его матерью, которая «сияет и порхает» от счастья. Увы, боюсь, та меня не услышала, как и свою подругу Марию Александровну. Моя первая пациентка в этом мире уехала к отцу и мужу – по словам Лаврентия, сбежала от себя и меня. Это он мне сказал, когда передал от девушки письмо. Подозреваю, что та записка не раз переписывалась, текст вышел сухим и коротким. Слова благодарности и то, что она покидает Россию. Ну, для нас обоих, наверное, это лучший выход из положения. Болезнь Маши себя никак не проявляет, но Лаврентий держит руку на пульсе и постоянно имеет запас плесневелого хлеба и настойку прополиса.