Н-да, через полчаса добыл немного запечатанных сот да наковырял приличный комок прополиса. Как с дуба не рухнул? Это в прямом смысле слова! Дикие лесные пчелы очень на мое вторжение обиделись, сражались со мной насмерть. Если прикинуть, то победу не я одержал, пришлось ретироваться и в речке отсиживаться. Бросил котелок у дуба и бегом в воду, а она там ледяная, не так жарко еще, но, блин, через двадцать минут, проплыв в одежде под водой метров сто, я вылез на берег и в зеркальной глади увидел этакого Винни-Пуха! Рожа опухла, руки, а больно – жуть. Пожалуй, такого никогда не испытывал. Сел и стал из себя жала вытаскивать. Тридцать штук отыскал. А если вспомнить, что укусы ядовиты, то… Повезло: кроме опухоли, никакой реакции не произошло. А если бы у данного тела имелась аллергия? Осталось котелок с сотами забрать да в обратную дорогу двигать. Однако у подножия дуба меня «полосатые» дожидаются, летают и раздраженно жужжат. Пришлось ждать вечера, когда те в дупло заберутся.
К дому знахарки попал уже ночью, малость плутанул, но это простительно – местность плохо знаю, хорошо хоть добрался.
– Тебе кого? – встретила меня вопросом Пелагея, отворив дверь и щурясь, держа лучину в руке.
– Иван я, – ответил, а потом добавил: – За медом ходил!
– Эк тебя разукрасили, – усмехнулась знахарка. – Проходи, лепешка на столе, молоко в крынке, спать – на сене, в сарае.
Она широко зевнула и, махнув рукой, отправилась в комнату.
– Графиня-то как? – поинтересовался я, радуясь, что Пелагея оставила лучину на столе.
– Пока жива, – не оборачиваясь, ответила та и ушла.
Ну хорошо хоть лепешку на ужин оставили. С утра ничего не ел, если не считать горсти земляники, еще не совсем созревшей, когда дуб искал. Нет, у меня имелось желание медом побаловаться – пахнет он очень уж ароматно, да и на вкус отличный (пальцы успел облизать, пока до реки добежал). Понимая, что приступить к изготовлению настойки сейчас невозможно, перекусил, запил молоком и отправился спать.
Уже укладываясь, вспомнил о Лаврентии и кучере. Интересно, а они где заночевали? Может, уехали? Хорошо бы, а то ведь под руку смотреть станут.
– Это что? – спросил знахарку, которая мне указала на нужный «ингредиент».
Приличных размеров бутыль, куда налита мутная жидкость. Догадываюсь – самогон, но до спирта ему…
– Тебе требовался спиртус, это самое лучшее, что есть, – спокойно ответила та и сложила руки на груди.
– Его необходимо еще несколько раз перегнать, – мрачно ответил.
– Много пропадет, – укоризненно покачала она головой. – Испарится же!
– Зато оставшееся окажется совершенно другого качества. Пелагея, пойми, это не прихоть, в этом пойле еще примесей полно, от них необходимо избавиться.
– Ладно, сделаю. Чего еще надо?
– За графиней следи, курить не давай, температуру сбивай, – пожал я плечами.
Прополиса наскреб не так много, но на какое-то время хватит. Мед с сотами решил графине давать: он тоже полезен, и пчелиный клей там присутствует. После недолгой заморозки в леднике (второй, отдельно вырытый погреб) в стеклянную вазу (самый подходящий сосуд!) раскрошил пчелиный клей, залил водой и всплывшие ошметки собрал и выбросил. Осталось дождаться Пелагею, – та управилась к обеду и выдала мне примерно пару литров приличного спирта. Горит отменно, на языке градусов много, хотя и делаю скидку на рецепторы парня, который не привык к крепким напиткам (подозреваю, что и не пробовал он их никогда). Залил спиртом прополис, вернее, опустил его в спирт, оставил в погребе. Потребуется его каждый день встряхивать пару раз, а через неделю можно и процедить, лекарство будет готово. К этому времени, рассчитывал я, и плесень подоспеет, правда, как заставить графиню ее съесть, ума не приложу. Ну, если хочет поправиться, то и не на такие жертвы пойдет.
– Пелагея, лекарство готовится, его требуется утром и вечером взбалтывать, а когда окажется готово – приду, – сказал знахарке, собираясь вернуться в деревню к Макару.
– Не пойдет, – отрицательно покачал головой подошедший Лаврентий. – Взялся лечить – лечи! С батей твоим вопрос решил уже: золотой червонец освободил тебя от домашних дел на месяц. А если чего требуется – говори, не стесняйся. И револьвер мне отдай.
С оружием расставаться не хотелось, но и оставить его не мог. С сожалением вытащил и вперед рукоятью протянул. Слуга графини, кивнув каким-то своим мыслям, револьвер взял и, развернувшись, направился к дому.
– Ой, Ваня, зря ты графине надежду дал. Девка слаба, и кровь у нее часто выходит, – покачала головой Пелагея.
– Лихорадило? – задал я вопрос.
– Да, приходилось три раза жар сбивать.
– Хреново, – потер я опухшее лицо. – Необходима еще пара литров спирта. Есть самогон?
– Брага имеется, а как перегонять до нужного тебе состояния, уже поняла, – улыбнулась знахарка.
– И сколько у себя оставила? – прищурившись, посмотрел на нее.
Хм, насчет «прищурился» – загнул, глаза и так как щелочки!
– Литр – очень уж понравилось, – но если нужно…
– Пол-литра давай, – прикинул я, что нам с кучером и Лаврентием этого достаточно будет.