Охранитель

Бабы всплеснули руками и принялись громко обсуждать какого-то дурачка местного. Из их монолога – друг дружку они не слушали – пришел к выводу, что местный божий человек – это я. Обижать такого грех, но местные парни всячески над убогим издевались и отводили душу. В таком состоянии видеть им меня не впервой, но, кроме мычания, ничего от меня не ждали.

– Чего раскудахтались? – прикрикнул на баб Михус. – Радость у Макара и Лидии – младшенький в себя пришел. Давайте его на телегу и до дому везите, сам-то он не дойдет.

Мне помогли загрузиться в телегу, где в окружении кувшинов с молоком и повезли в сторону села. К этому времени я уже начинал подозревать, что приключилась какая-то хрень с моим сознанием и, по всей видимости, каким-то невиданным путем произошел перенос этого сознания. Неужели тот старый аксакал так меня отблагодарил? Холодный пот прошиб: слишком все реально. Тем не менее ущипнул свою ногу – больно. Идущие рядом с телегой доярки наперебой обменивались мнениями по данному «чуду». Семнадцать годков парень ходил неприкаянный, вроде что-то понимал, но блаженному поручали набрать воды да хвороста из лесу притащить. Пока никак не мог определиться, какой год, но явно не современный. Радовало одно: нахожусь где-то в центральной России, но пока еще до конца не могу поверить в реальность происходящего. Время от времени я косился на дорогу, стараясь разглядеть следы протекторов от автомобилей, но их не было. На розыгрыш это никак не походило, да и я все время забывал, что тело-то не родное. Кстати, мышцы почти отсутствовали, были одни сухожилия да кости. От тряски (и как только молоко не сбивается?) голова стала кружиться, сознание меркло. Расчет, что опять услышу голос врачей и окажусь на операционном столе или в палате больницы, не оправдался. Сознание терял, однако новых видений не происходило.

Привезли меня к плетеному забору, через прутья виднелись деревья, в окружении которых стоял дом с соломенной крышей. По двору прогуливались куры и утки, хрюкал поросенок, лениво брехала собака, рядом с нею развалился кот, ни на что не реагируя.

– Лидка! Твово малахольного привезли! Опять его пацаны отметелили! – крикнула одна из баб во все горло.

От такого крика я на миг оглох, а ее товаркам не привыкать, даже разговоры не смолкли.

Из калитки вышла женщина и, отряхивая руки от земли, направилась к телеге.

– Жив? – с непонятной интонацией спросила она.

– И даже говорит! – ответили ей бабы хором.

Женщина споткнулась и недоуменно на меня посмотрела, а потом робко и с надеждой спросила:

– Иван?

– Да, – ответил я ей и поморщился.

– Макар! Иди сюда! – заорала Лидия, не уступив по громкости той бабе, которая ее вызывала.

Мужик, вероятно являющийся моим отцом, явился на крик. Картуз на голове, красная рубаха навыпуск, шаровары заправлены в сапоги. Н-да, на улице жара, а он в кирзачах. Макар пару вопросов бабам задал, скользнул взглядом по моему избитому лицу, а потом помог встать и чуть ли не волоком оттащил в дом. Досталось мне сильно – пока шли, сознание пару раз терял, по сторонам не смотрел, только под ноги, анализировать и то не пытался – не до того. Макар положил меня на кровать и стал что-то спрашивать, но ответить я не смог, глаза закрылись – и провалился в сон, сил нет совсем.

Очнулся от криков петухов, в маленькое окошко пробивался свет, и можно было осмотреться. В комнатке стояли стул, кровать, и имелась пара вбитых гвоздей, на которых висела одежда. Тело болело, ребра нужно было перебинтовать. Этим и занялся в первую очередь. Странно, но меня врачевать никто не собирался, как не озаботились и о еде. Перетянул грудину, всю в гематомах, простыней и потер висок. Пора прийти к каким-то определенным выводам, а делать их очень не хочется. Особенно поражало то, что увидел в окошко. Так реконструировать деревенский быт невозможно, если не ввалить пару миллионов в подобное развлечение.

Оделся и осторожно направился на улицу. Прошел по участку, отыскал кадку с водой, из которой умылся, и полюбовался на собственное отражение. Хм, лицо опухло так, что мое ли оно – сказать невозможно, но волосы явно принадлежали другому человеку. Мало того что мой «ежик» сантиметров на двадцать был короче, так еще тут и ни одной седой волосинки.

– Ваня, ты как? За хворостом пойдешь? – прозвучал голос Макара.

– Так дров-то достаточно, – кивнул я на сложенные поленницы и лежащие рядом с ними горы хвороста. – Это все я натаскал?

– И вправду говорит, – удивился Макар и поцокал языком.

Хм, а он ведь играет, неискушенно: глаза-то отвел и губы поджал. Макар снял картуз, пригладил волосы, хмыкнул и кивнул в сторону лавки:

– Посидим, покурим.

– Давай, – согласился я.

В свое время я покуривал, имелась такая дурная привычка, но бросил.

Сели мы с Макаром, тот достал кисет и неспешно свернул самокрутку, прикурил и глубоко затянулся. Я же пытался рассмотреть, что на спичечном коробке написано, который Макар в руке подбрасывал.

– А ты ведь всю ночь бредил, – придя к каким-то выводам, сказал мой собеседник.

Я молчал – говорить нечего, а Макар продолжил: