Эти высказывания звучат тем более неожиданно, что министром внутренних дел в этот период был Протопопов — лицо, не искушённое в делах Департамента полиции и в организации системы политического сыска. Историк П. Щеголев писал, что Васильев выступал вторым лицом, подыгрывал своему министру и, по-видимому, оказывал ему помощь в использовании Департамента полиции в личных целях. Послать агента для разведывания, что говорят о министре в правительственных кругах, перлюстрировать письма лиц, интересующих министра, — вот повседневная работа директора Департамента полиции при Протопопове[30]
.Эта характеристика подтверждается высказыванием С.П. Белецкого, бывшего директора Департамента полиции, затем товарища министра внутренних дел. В своих показаниях, данных Чрезвычайной следственной комиссии, он писал, что Протопопов сблизился с Васильевым благодаря Курлову и Бадмаеву.
Ходили слухи, что другие товарищи министра не пожелали брать на себя ответственность — заведование полицией[32]
. В данном случае, очевидно, Протопопов и не хотел иметь какую-либо фигуру между собой и Васильевым, предпочитая непосредственный контакт.В октябре 1916 года газеты сообщали о перераспределении полномочий между министром внутренних дел и директором Департамента полиции. Если ранее директор Департамента был подчинён товарищу министра внутренних дел, который заведовал Департаментом полиции, то теперь — непосредственно министру внутренних дел. Кроме того,
Февральская революция преподнесла много неожиданностей Васильеву. В первых числах марта он явился с письмом к М.В. Родзянко в Государственную думу, в котором писал:
Впоследствии Васильев содержался в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. 5 сентября в связи с «болезненным состоянием» был переведён в хирургическое отделение Петроградской одиночной тюрьмы, а в октябре был выпущен под залог[37]
.Впоследствии ему вместе с женой удалось выехать за рубеж.
Воспоминания Васильева были написаны во Франции. Последние годы жизни он провёл в «Русском доме» в Сен-Женевьев-де-Буа, где нашли пристанище малоимущие русские эмигранты Парижа.
Он умер в 1930 году, в год издания своих воспоминаний в Лондоне на английском языке. Книга была написана по-русски, затем переведена на английский. К сожалению, русский оригинал найти не удалось, поэтому книга публикуется в обратном переводе. Очевидно, специфика книги была сложна для английского переводчика, который не был достаточно силён в российских терминах, касающихся полиции, и, может быть, не знал всех нюансов и сложностей работы российской спецслужбы.