«Охранка»: Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

Начальникам охранных отделений в провинциальных городах эти права не были присвоены, ибо эти отделения были, как я уже упоминал, созданы распоряжением министра внутренних дел, так сказать, «для внутреннего употребления». Но, с другой стороны, начальник жандармского управления не мог произвести розыск в том городе, где существовало охранное отделение, и мог заниматься розыском только на территории губернии. Такой распорядок приводил к тому, что начальники губернских жандармских управлений должны были иногда скрепя сердце выдавать без промедления требуемые охранными отделениями ордера на производство арестов и обысков, порою не зная даже сути дела. Когда результаты следственных действий попадали в следующей фазе своего развития в жандармские управления — так как все задержанные лица и всё отобранное по обыску неизменно туда направлялось, — неизбежно проявлялось сдерживаемое и затаённое недоброжелательство местного жандармского управления к местному же охранному отделению. Вместо ожидаемых правительством объединённых усилий местных розыскных сил к искоренению революционной активности провинциального подполья получалось нечто совершенно обратное. Силясь отыскать одни только ошибки местного охранного отделения, не доверяя данным, представляемым охранным отделением относительно общей картины революционной активности, расценивая по-своему самые явные и бесспорные доказательства этой активности, начальники губернских жандармских управлений (так, по крайней мере, неоднократно было в Саратове) «не находили оснований» к принятию мер в отношении задержанных за революционную активность мелких местных, а иногда и крупных революционных деятелей.

Только осознав сложность такого механизма взаимоотношений между жандармскими управлениями и охранными отделениями, можно понять, насколько непригодна была система всего жандармского аппарата для борьбы с революцией в период наибольшей напряжённости.

На другой же день после отданного мной распоряжения бойкая бабёнка была задержана на улице моими служащими, одетыми в штатское платье, и препровождена в губернское жандармское управление к его начальнику подполковнику Пострилину. Я поспешил в управление, где и принял участие в опросе задержанной. Перед нами сидела женщина лет тридцати пяти — сорока, типичная здоровая волжанка, с некрасивым, курносым, но задорным лицом, отрицавшая все предъявленные ей обвинения в укрывательстве бандитов и оказании им содействия. Пострилин, посвящённый в мои планы и охотно пошедший им навстречу, давал понять бабёнке, что я являюсь лицом, от которого зависит её дальнейшая участь. Предоставив подполковнику возможность поговорить с задержанной об её дальнейшей судьбе, я вышел из комнаты, где вёлся опрос. Однако не прошло и пяти минут, как из своего кабинета вышел Пострилин и, давясь от смеха, заявил мне, что задержанная хочет говорить только со мной: «По-моему, она просто в вас влюбилась», — хохотал Пострилин.

Я стал немедленно в кабинете Пострилина продолжать опрос, который превратился очень быстро в оживлённую и задушевную беседу. Задержанная только что не объяснялась мне в любви. Во всяком случае, она «готова была на все услуги», и не только по розыску. Она рассказала мне в подробностях о двух затеваемых больших ограблениях (одном — на пароходной пристани, другом — какого-то большого склада) и назвала несколько участников, их адреса и место, где временно хранились оружие и бомбы.

При её содействии мне удалось несколько недель наблюдать за всеми приготовлениями к экспроприациям трёх, мало связанных между собой максималистских групп и выяснить всех участников их. Удалось также точно установить коварство осведомителя «Савельича». Только чрезвычайная ловкость этого опасного бандита, бежавшего из Саратова и арестованного через год в другой губернии, спасла его от начатых мной арестов максималистских банд. При содействии же сотрудницы, привязанной ко мне не только романтическими чувствами, но и небольшим ежемесячным вознаграждением, мне удалось ликвидировать самую опасную в то время «бандитско-максималистскую» деятельность местного революционного отребья. При её содействии, в котором эта сотрудница выявила не только незаурядную сообразительность, но и присутствие духа, ибо наблюдаемые ею близко максималисты были отчаянные сорвиголовы и мстили бы ей беспощадно, я в одном случае захватил на пароходе, отплывавшем от Саратова, группу из четырёх максималистов, отправлявшихся на «экс» в отъезд из города; в другом — захватил целую коллекцию оружия и бомб.

В третьем случае, происшедшем много позже, уже летом 1907 года, эта верная сотрудница спасла мне жизнь, раскрыв готовящееся покушение на меня при помощи и содействии не кого иного, как сторожа и рассыльного Ивана при охранном отделении! Вот как это было.