Его политические взгляды, насколько он их вообще имел, были достаточно простыми. Он был не более чем обычный российский патриот и искренний монархист, но не в том смысле, который придается этому слову сегодня: он не был ни левым, ни правым, ни конституционным монархистом, так как монархия была для него своего рода религией. Россия без Царя была чем-то, что он не мог себе представить. Тонкости так называемый высокой политики были далеки от круга его интересов, и он совершенно не мог понять, к чему в конечном счете стремятся различные партии, группировки в Думе, газеты. Его основные политические принципы состояли просто в
Хотя он не разбирался в политике, но проявлял огромный интерес ко всему, что представлялось ему практически важным и ценным для людей; даже в петербургских гостиных он оставался достаточно крестьянином, чтобы сочувствовать крестьянам и понимать их нужды. Поэтому в месяцы, предшествующие его смерти, он был чрезвычайно занят проблемами снабжения продовольствием, которые день ото дня становились все более актуальными. Как я уже указывал, различные обстоятельства создавали определенные трудности с запасом продовольствия в стране, и Распутин считал одной из важнейших обязанностей правительства принятие необходимых мер. Свое мнение на этот счет он, в отличие от большинства политиков, не облекал в пышные фразы, но говорил просто: «Вы должны накормить людей, тогда они успокоятся». Он был прав, заявляя, что снабжение страны продовольствием должно быть доверено министру, который располагает лучшими возможностями для распределения запасов продовольствия. Имеется в виду министр внутренних дел.
До того, как я лично познакомился с Распутиным, мне часто говорили о его хвастовстве. Люди особенно негодовали из-за того, как он хвастался своими тесными связями с Императорской семьей. Я также слышал множество разговоров об известной гипнотической силе его взгляда; на этот счет ходили самые невероятные легенды. Поэтому, когда мы встретились, моей главной задачей было проверить правдивость этих утверждений. Я сел напротив него, насколько это было возможно, и попытался запечатлеть в мозгу малейшие его жесты, каждое крохотное изменение в его мимике, каждое произнесенное им слово. То, что я увидел, совершенно не соответствовало распространяемым слухам. Не было никакого самодовольства. У меня сложилось впечатление, что он прекрасно понимает, что хуже образован, чем окружающие. Если он случайно упоминал Царя или Царицу, его высказывания были необычайно уважительны как в словах, так и в тоне и были сделаны с ощущением неловкости, нерешительности. Никогда я не слышал от него бахвальства связями с Царской семьей, никогда не видел его пьяным. Когда он говорил о министрах, то всегда в основном упирал на то, что они должны всемерно помогать Царю в его сложной задаче управления страной.
Несмотря на все это, я, конечно, знаю очень хорошо — наверное, лучше, чем многие другие, — что у слухов о его самоуверенном поведении в высшем обществе есть основания. Кроме того, разве я не имел возможности в любое время просмотреть полицейские рапорты, имеющие отношение к этому делу? Однако надо заметить, что никто в подвыпившем состоянии не владеет вполне своим языком и что его враги часто старались напоить его, а затем задать провокационные вопросы, на которые он давал необдуманные ответы.
Конечно, Распутин имел слабость к вину и женщинам, но это не было следствием его крестьянского происхождения. До того как он получил возможность войти в петербургское высшее общество, у него не было подобных крайностей, как показывают расследования; скорее уж они появились в новом и развращенном обществе городских жителей, которые намеренно старались развратить и испортить его, чтобы таким образом дискредитировать Царя и его супругу. Однажды преуспев в очернении имени Распутина, эти люди стали плести свои сети вокруг него, говоря о его влиянии при назначении на высшие посты, о его секретных сношениях с Германией и о его усилиях заключить соглашение о сепаратном мире; и все это было придумано, чтобы очернить Императорский Дом.
Распутин не лез в первые ряды политической арены; его вытолкнули туда другие люди, стремящиеся потрясти основание российского трона и империи. Сам он никогда не понимал вполне, что происходит. Хотя он и говорил, что с его смертью Россия тоже погибнет, он не осознал, что просто является марионеткой в руках гнусных интриганов.