«Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 2

Этот первый вечер, который я провел в компании с Распутиным, убедил меня, что все рассказы о его гипнотических способностях — пустая болтовня. Несколько раз он обращался ко мне, глядя прямо на меня своими пронизывающими насквозь глазами. Но его взгляд совершенно не возымел на меня такого действия, чтобы думать о гипнотическом воздействии с его стороны, да и выражением лица он ничуть не напоминал гипнотизера. Его глаза выражали не более чем напряженное внимание. Вы могли отчетливо видеть, какие усилия он прилагал, чтобы понять то, о чем говорилось, а его мозг усиленно работал, чтобы обдумать услышанное и быть готовым ответить. И дальнейшее знакомство с ним только подтвердило первое впечатление.

Несмотря на все сказанное, я совершенно не хочу создать у читателя впечатление, что я был в восторге от Распутина; и тогда, и сейчас я далек от этого. Но я считаю своей обязанностью из-за бесчисленных клеветнических измышлений, связанных с именем этого человека, осветить и хорошие черты его характера. Стремясь к справедливой и беспристрастной оценке Распутина, мы не можем оставить в стороне его подлинно русскую натуру, его твердую веру и его страстную любовь к своей стране, которая не подлежит сомнению.

Насчет отношений Распутина и Протопопова (который вскоре стал последним министром внутренних дел при царском строе) делались бесчисленные лживые утверждения. К ним я еще вернусь. Пока же хотелось бы указать, что с самого начала между ними установилась тесная взаимная связь. Протопопов испытывал живой и глубокий интерес к Распутину, так как тот казался ему подлинным воплощением души русского народа. Протопопов верил, что из высказываний Распутина он может многое узнать о чувствах и стремлениях крестьян. В этом Протопопов особо уверял меня несколько раз, и у меня не было оснований сомневаться в искренности этого в высшей степени порядочного человека.

За моей первой встречей с Распутиным вскоре последовали многие другие, и, таким образом, появилась хорошая возможность внимательно изучить его. К этому времени он уже был в значительной степени развращен своим окружением; и, кроме того, его вовлекал в интриги товарищ министра внутренних дел Белецкий, нередко толкавший на шаги, которые очень трудно оправдать. Тогда же, но, к сожалению, слишком поздно, его стали мучить дурные предчувствия, что он становится игрушкой в руках группы авантюристов. Смутное ощущение этого угнетало и смущало его. Ловкий Белецкий вместе с министром Хвостовым и темной личностью по фамилии Андронников весьма успешно втягивали Распутина в сети своих корыстных политических махинаций. В его честь систематически устраивались роскошные пиры, во время которых делались попытки подталкивать Распутина к нужным действиям. Не подозревая об этом, он позволял использовать себя в различных, иногда в весьма грязных, делах.

Через некоторое время эта запуганная интрига рухнула из-за недоверия и мелочной зависти между Белецким и Хвостовым; отношения между этими двумя людьми испортились; и только тогда Распутин понял, в какой опасной игре он участвует. С этого момента он постоянно опасался, что его вновь вовлекут в какую-нибудь сомнительную аферу, используя нехватку у него опыта и образования. К этому страху добавлялось недовольство, вызванное нападками на него Думы.

Находясь в подавленном состоянии, однажды он искренне сказал мне, что совершенно не понимает, почему его персоне придают такое большое значение «В конце концов, — говорил он, — я не министр, я просто говорю то, что подсказывает мой крестьянский ум. Если Царь спрашивает мое мнение, я откровенно говорю ему, что думаю, и все. Что я сделал этим людям в Думе, что они так меня ненавидят?»

Несмотря на это, он ни в коей мере не одобрял роспуск Думы. Напротив, он часто высказывал мысль, что если Царь создал Думу, то она должна продолжать существовать. Он не мог понять и не понимал, что это учреждение давно прекратило сотрудничать с Царем и его правительством, что, напротив, у него одна цель: полностью разрушить царскую власть. Когда потом ему указали, что не только на открытых заседаниях, но и на партийных собраниях и в кулуарах депутаты упорно обсуждают его в весьма резкой и недружелюбной форме, он пришел в смятение и начал говорить короткими фразами, отчаянно жестикулируя: «Оставьте их. Они поговорят и вновь затихнут. Им нужно указать верный путь, чтобы они делали свое дело и не волновались из-за меня Кто я? Простой крестьянин. Царь и Царица по своей доброте очень расположены ко мне, и я говорю им правду, когда меня спрашивают. Я верю в Бога и говорю правду в присутствии Царя, как говорил бы перед Богом. Люди из Думы не должны бояться — у них слишком много дел, о которых надо думать, — они должны успокоиться Когда они наговорятся, они прекратят сами. Чего они хотят от меня? В конце концов, они русские люди и поймут, к чему призваны! Конечно, не Григорием Распутиным заниматься, а помогать Царю и его правительству. Думу ни в коем случае нельзя распускать!»