На другой день, поспешив в управление, я уже застал там только что прибывшего из Козлова подполковника Гангардта, который, познакомившись со мной, сказал, что он приехал в Тамбов с секретным сотрудником, который является делегатом от козловской партийной организации на предстоящий съезд. Я попросил подполковника Гангардта познакомить меня с «делегатом». Подполковник, нисколько не удивляясь моей просьбе, сказал, что это легко сделать, так как сотрудник находится с ним в губернском жандармском управлении. Не выразив никакого изумления по поводу отсутствия хотя бы примитивной конспирации, я предложил Гангардту оформить его сведения в надлежащую официальную агентурную записку и передать ее мне. Подполковник немедленно и с готовностью изложил сообщенные им мне сведения по требуемой форме и передал ее мне. После этого я попросил позвать приехавшего осведомителя в кабинет начальника управления и остался с ним с глазу на глаз.
Предо мной уселся малокультурного вида железнодорожный рабочий козловского железнодорожного депо. Не прошло десяти-пятнадцати минут, как он откровенно сознался, что ничего не знает ни о каком эсеровском съезде, что подполковник Гангардт, вызвав его накануне приезда в Тамбов, объяснил ему, что берет его с собой в Тамбов, куда приедет «начальник», и что надо ему, этому начальнику, втереть очки, сказав, что в Тамбове состоится съезд Партии социалистов-революционеров, на каковой он, секретный сотрудник подполковника Гангардта, вызван в качестве делегата от Козлова. Бедняга ничего сам на этот раз не выдумывал; выдумывал за него лов-
кач подполковник Гангардт. Ничего подобного мне не приходилось слышать! Это была беспросветная глупость, если не употребить другого, более сильного выражения. Я снова все записал и дал ему подписать его показание. Приказав сотруднику отправиться на вокзал и ожидать там дальнейших распоряжений и не дав ему повидаться в управлении с подполковником Гангардтом, я вызвал для следующего опроса дожидавшегося меня другого секретного сотрудника, бывшего в распоряжении Тамбовского управления и тоже, по словам его начальника, давшего сведения о «съезде
На этот раз меня постиг еще больший удар. В кабинет вошел тихого вида смирненький старичок, который, без всяких усилий с моей стороны, поведал, к моему изумлению, что он находится при начальнике управления на положении не то своего человека, не то домашнего портного и что сам-де начальник потребовал от него рассказать мне историю о съезде, которую к тому же он плохо усвоил. Я записал и это показание. Так называемый «секретный сотрудник», он же домашний портной, подписал его.
Я не знал, что мне делать и как говорить об этих разоблачениях с двумя жандармскими штаб-офицерами. Я был возмущен до глубины души. Попросив к себе в кабинет как начальника управления, так и подполковника Гангардта, я рассказал им показания их сотрудников, заявил им, что вынужден эти показания, вместе с агентурными записками, представить в Департамент и сухо простился с обоими, порекомендовав им отказаться в дальнейшем от таких методов политического розыска. Возвратившись в Саратов, я составил объяснительную записку о происшедшем, и в результате… все осталось без изменений. Оба жандармских штаб-офицера остались на местах, а подполковник Гангардт был произведен в чин полковника на год или два раньше меня.
В книге «Конец русского царизма» генерал Курлов усиленно рекламирует себя. Между прочим он пишет: «…могу утверждать, что в мое время не было сознательной провокации в работе Департамента, а в тех единичных случаях, которые я застал еще при вступлении моем в должность, я принужден был уволить виновных. Даже незначительные случаи провокации, по неопытности и близорукости начальников губернских жандармских управлений, я не оставлял без соответствующих репрессий»*. Приведенный мной случай как будто бы опровергает заявление легкомысленного генерала.
Насколько я помню, в конце лета 1909 года совершенно неожиданно по телеграмме Департамента полиции, основанной на распоряжении генера-
ла Курлова, тогда товарища министра внутренних дел, заведующего полицией, я был командирован в Харьков дня инспекции положения местного розыска и принятия необходимых мер в связи с намеченным приездом Государя Императора на юбилейные торжества по случаю двухсотлетия со дня полтавской победы.