"Охранка". Воспоминания руководителей политического сыска. Том II

стук: «верно, ждет разноса», - подумал я, и действительно, министр Плеве был им недоволен, и губернатору предстоял перевод. Другой же, толстяк, в седых баках, сидел как мешок, как-то несуразно одетый в полицейский мундир; он все время дремал, временами спохватывался, покрякивал и вновь предавался одолевавшей его дремоте. В ожидании очереди я вышел покурить в коридор, где находился старик курьер, носитель департаментских традиций. Таких курьеров можно было найти во всех казенных учреждениях Петербурга, и они сживались с ними до того, что становились как бы неотъемлемой их принадлежностью и сами считали себя воплощением их. И в самом деле, сменялись министры, сменялись поколения чиновников, беспрерывной чередой проходили перед их глазами посетители и просители, а они, седые и важные, с какой-то им одним присущей фамильярностью, были бессменны, все зная и помня С этой самой почтительной фамильярностью и «мой» курьер взял предложенную ему папиросу, но спрятал ее в портсигар; затем осведомился, откуда я и для чего приехал. Я сказал, что после разговора с директором мне нужно пройти к Зубатову, и просил объяснить, как его найти. На это курьер ответил: «Подымитесь на третий этаж, войдите в комнату, что направо от лестницы, и там сидит такой невзрачный человек в черных очках. Вот эти “черные очки” и будут сам Зубатов». Черные очки! - повторил он и усмехнулся. - А на четвертом этаже тоже черные очки”: это сам Гурович, тоже персона!» Было ясно, что Зубатов не подходил по понятию курьера к типу «персоны» Департамента.

Но вот очередь дошла до меня, и я был принят директором Лопухиным. Лет сорока, высокий, в пенсне, он производил впечатление совершенно молодого человека, несколько сухого Задав мне ряд вопросов, он сказал, что я получу указания от Зубатова, и быстро со мною распрощался.

Как мне было объяснено курьером, я поднялся на третий этаж и, постучавшись в правую дверь, вошел в небольшой кабинет, в котором стояло два письменных стола. За одним сидел полный, румяный блондин с бородкой, а за другим худой, тщедушный, невзрачного вида брюнет, лет 36, в форменном поношенном сюртуке и в черных очках. Я подошел к нему и представился. Это и был Зубатов, а за другим столом восседал Медников, тоже личность, не лишенная интереса. Зубатов просто и приветливо со мною поздоровался, усадил и предложил курить.

- Итак, Павел Павлович, - сказал он, - вы едете в Кишинев. В добрый час. Но сначала вы проведете у нас несколько дней, и мы будем с вами бесе-

Россшг^^в мемуарах

довать. Поговорите и с Евстратием Павловичем Медниковым по вопросам наружного наблюдения.

После этого мне пришлось встречаться ежедневно с Зубатовым и беседовать с ним по несколько часов. Тогда же я говорил и с Медниковым, совершенно неинтеллигентным человеком, малограмотным, бывшим филером из унтер-офицеров, употреблявшим простонародные выражения, вынесенные из родной деревни. С первых же слов и объяснений о технике филерского наблюдения мне стало ясно, что это чрезвычайно тонкий и наблюдательный человек, мастер своего дела, воспитавший целые поколения филеров, отборных и втянутых в работу. Наружное наблюдение неразрывно связано со сведениями, поступающими из революционной среды, почему Зубатов, ведя внутреннюю агентуру в Москве, сошелся с Медниковым и не расстался с ним, получив назначение в Петербург. Они были на «ты», и только характер розыскной работы мог так сблизить двух столь противоположных по культуре и складу ума людей.

Положение Зубатова и вся его личность заинтересовали меня, и я в первые же дни обратился к одному из чиновников Департамента с вопросом, откуда и кто такой Зубатов, на что он ответил, что Зубатов с гимназической скамьи поступил в Московское охранное отделение, сначала в качестве секретного сотрудника, а затем мелкого чиновника, но вскоре обратил на себя внимание своей начитанностью, знанием революционного движения, умением подходить к людям и склонять членов революционных организаций к сотрудничеству в охранном отделении. Он обладал редкой настойчивостью, памятью и трудоспособностью. Высшее начальство Департамента, посещая Московское охранное отделение, усмотрело в этом маленьком чиновнике талантливого, с инициативой человека, который в своей незаметной роли являлся в действительности рычагом охранного отделения, начальником которого он и был вскоре назначен. Через три года он уже стал во главе всего политического розыска в России для осуществления своего проекта коренного изменения всей существовавшей ранее системы политического розыска. Из бесед с Зубатовым мне впервые стала понятна психология розыскной работы и ее государственное значение, способы ее осуществления и цели, как в конкретных случаях, так и в общем ее смысле. Зубатов был фанатиком своего дела, и было видно, что он многое продумал и глубоко изучил вопрос. Мысли свои он выражал так законченно и ясно, что хотя прошло с тех пор более 25 лет, но я и теперь могу воспроизвести их, так они были красочны,

2 - Заказ 2377

РоссинК^в мемуарах