Его погубит роковое слово: «Свобода совести есть бред».
Для русского правительства со всеми его прислужниками из лютеран — свобода совести тоже была бредом, и, извращая свободный смысл православия, когда надо, прикрываясь им, — они все искали в душе человеческой.
Мануйлов не принадлежал к числу тех агентов, которые ведут свое дело шито-крыто; ему сопутствовала всегда громкая известность. Так и в Италии: он скоро был разоблачен, и ряд скандалов ознаменовал его пребывание здесь. Из цитированной уже нами справки о Мануйлове берем сухой летописный перечень фактов:
«Из агентурных сведений из Рима, от 4 сентября 1901 г., усматривается, что на собрании русских и польских социал-демократов было решено сделать дипломатическому агенту при римской курии Мануйлову, шпиону и начальнику заграничной полицейской агентуры, публичный по всей Европе скандал посредством издания о нем особой книги.
В 1901 году, по приказанию министра внутренних дел егермейстера Сипягина, на Мануйлова, тогда исполнявшего обязанности по римско-католическим делам в Риме, было возложено поручение организовать наблюдение за антигосударственными группами, обосновавшимися в Риме, причем, согласно утвержденному 16 июня докладу, на ведение агентурного дела Мануйлову было отпущено из секретных сумм Департамента полиции 1200 рублей в год; в июле 1902 года, согласно ходатайству Мануйлова, признававшего, что, ввиду ограниченности этой суммы, он не мог заручиться серьезными сотрудниками, и большая часть добытых им сведений носила случайный характер, сумма эта была увеличена до 4000 рублей.
В первой половине 1904 года в Департамент полиции поступил из Рима ряд жалоб двух агентов Мануйлова, Семанюка и Котовича, на неаккуратный расчет с ними Мануйлова, будто бы наделавшего за границей массу долгов и производящего «гнусности»; жалобщики угрожали разоблачениями в печати и парламенте относительно деятельности русской политической полиции в Италии.
По сему поводу и ввиду нежелания римской квестуры принять принудительные меры в отношении этих лиц, Департамент полиции 4 июля 1904 года за № 6937 предложил Мануйлову озаботиться прекращением домогательств Семанюка и Котовича».
В это же время в Риме возникла оживленная газетная полемика по поводу деятельности тайной полиции в Риме. По этому поводу Министерство иностранных дел высказало пожелание, чтобы впредь функции агента по духовным делам при императорской миссии в Ватикане и заведование русской тайной полицией в Риме не совмещались бы в одном лице Мануйлова. По этому поводу Департамент полиции ответил министерству, что вся эта газетная полемика возникла на почве ложных сообщений в прессу, сделанных Котовичем и Семанюком, и что все выпады прессы лишены оснований, ибо Мануйлов никаких действий по розыску в Риме не предпринимал и никаких поручений в этом смысле не получал, и даже проживает уже два года в Париже.
Как мы видим, Департамент на этот раз солгал, ибо Мануйлов как раз, помимо духовной функции, выполнял и политические. Итальянская история Мануйлова наполнила шумом его имени все итальянские газеты, и он действительно должен был бежать из Рима. Уже в этот период мы встречаемся с недостатком Ивана Федоровича, недостатком, который стал хроническим. Мануйлов запускал платежи состоявшим у него на службе шпионам и агентам и просто недоплачивал им. Обманутые им агенты — люди всяких национальностей: немцы, французы, итальянцы, голландцы и так далее, — лезли на стену и устраивали скандалы: обличали его в прессе, жаловались в суд, обращались в Департамент и к министру, оказывали воздействие чисто физически при личных встречах. Но Мануйлов был неисправим.
3. РОКАМБОЛЬ ЗАНИМАЕТСЯ ЛИТЕРАТУРОЙ. - МАНУЙЛОВ — ЖУРНАЛИСТ
Итальянские скандалы нисколько не повредили карьере Мануйлова; наоборот, этого человека, на все способного, стали расценивать еще выше, а поручения, даваемые ему, становились все деликатнее.
Главным же образом дальнейшему преуспеянию Рокамболя содействовало назначение на пост министра внутренних дел статс-секретаря В. К. Плеве. Проведенный в министры, как о том вспоминает в своих мемуарах граф С. Ю. Витте, исключительно князем Мещерским, который тотчас же после убийства Д. С. Сипягина написал Николаю II, что «единственным человеком, способным поддержать порядок и задушить революционную гидру, является В. К. Плеве», последний, конечно, был связан Мещерским целым рядом обязательств, и в числе их всегдашняя поддержка «духовных сынов» князя была далеко не последним долгом Плеве. Так было с Бурдуковым[158]
, с Засядко[159], было так и с Мануйловым.А тут еще литературные достоинства его доносов, его любезная общительность и связи с миром прессы сами собой наталкивали начальство на мысль о приложении способностей его к литературе и журналистике.