Сборы были недолги. Во всяком случае, для Охвена. Один день он помогал грузить на большую лодку весь подобранный по такому случаю товар. На второй они уже ушли по реке Олонке вниз, к Ладоге, чтобы повернуть на запад. Потом дойти до устья полноводного Волхова и подняться против течения до самого торжища. Охвен был на голову выше своих родителей, поэтому не заметил невольной слезы, которая скользнула по матушкиной щеке, когда они обнялись на дорогу. Отец же, наоборот, улыбался, как могут это делать только очень веселые люди: его глаза смеялись. И это успокаивало, потому что, в первый раз уезжая из дома так далеко, Охвен переживал. Он еще раз обернулся, пройдя несколько десятков шагов, и помахал рукой. Мать взмахнула рукой в ответ, отец только покивал головой.
Судьба распорядилась таким образом, что это был последний раз, когда он видел своих родителей. Но об этом никто не мог догадаться, потому что все плохое случается внезапно, когда к нему бываешь абсолютно не готов.
Оттолкнувшись от досок причала, лодка, управляемая твердой рукой кормщика, весело заскользила по холодной, вобравшей в себя все прошедшие дожди, воде Олонки. Постепенно скрылись за поворотом крепостные стены, лишь только по хуторам работали люди, лаяли собаки. Осень улыбалась Охвену теплом бабьего лета, а по воздуху плыли паутинки, застревая в волосах и смешно щекотя щеки и шею. Негромко переговаривались товарищи по походу, весело журчала вода за бортом. «В добрый путь!» — подумал Охвен. Он и не подозревал, что этот путь продлится не один десяток лет, которые разделят между собой Аунуксиста — из Олонца и Аунуксесса — в Олонец.
А Карай, подлец, скрылся где-то и не появлялся дома уже вот несколько дней. Словно почувствовал, что хозяин уезжает, и чем это чревато. У Охвена возникала мысль забрать с собой собаку, чтоб составил компанию: двоим товары стеречь-то сподручнее. Но в планы хитрого пса не входила попытка изменения собачьей жизни. Ну да и ладно, пес-то с ним!
К полудню вышли в Ладогу. Хоть погода стояла на редкость благоприятная, по глади озера ходили заметные волны. Охвен поежился от пробирающего до костей ветра. Купцы поставили парус, выполняя таинственные движения по установке мачты, закреплении веревок и натягивания большого полотнища. Помогать его никто не просил, хотя он и рвался быть задействованным. На самом деле толку от него не было в этом деле никакого, потому что он впервые сидел в лодке, где движение осуществлялось без помощи весел, зато при активном участии ветра.
Охвен пробрался на корму, чтоб не путаться под ногами, здесь же сидел только время от времени сменяющийся кормщик, держащий руль так, чтобы они все время двигались на запад. Ему тоже позволили подержать руль, но это было непривычно и тяжело, словно, обнимать доросшего до средней свиньи поросенка. Тот все время норовил вырваться из рук во все доступные стороны горизонта.
Прошли мимо Андрусовского архипелага. На видимый издалека поклонный крест все купцы, в том числе и Охвен, истово перекрестились, словно запрашивая поддержки и вверяя свою судьбу в руки св. Андрея.
Лодку слегка покачивало, но неприятных ощущений в животе это не вызывало. Охвен боялся приступов морской болезни, о которой наслушался немало страшных рассказов еще дома. Тем не менее, он, вполне сносно переносивший почти штилевую погоду, облегченно вздохнул, когда Кокки, старший их команды, принял решение повернуть к берегу на ночевку. Место, куда они решили пристать, носило название Габаново и было занятно тем, что здесь проходила граница песка и камней. С одной стороны шелестел накатывающими волнами ровный песок, с другой — волны, ударяясь о могучие валуны, создавали буруны и фонтанчики. А посредине выдавался в озеро поросший березами мыс.
По пути к берегу, бросив якорь посреди камышей, наловили на ужин свежих окуней, выбрасывая обратно в воду мелкую и невкусную плотву. Снасти с крючками были в отличном состоянии, словно их принесли на лодку специально для этой рыбалки. К тому же невесть откуда появилось целое берестяное ведерко с наживкой — дождевыми червями — поэтому потешили себя легкой и удачной рыбалкой от души. Охвен любил поудить рыбу, не пропуская и зимней подледной. Перед Рождеством всегда набиралась группа промысловиков, которые шли на ладожский лед в поисках окуней. Зимой к берегу подходили стаи крупных, длиной чуть ли не в локоть, окуней с глубины. Ими забивались доверху санки — волокуши, так что тяжело было идти. Рыбачили долго, и два и три дня, пока позволяла погода. Строили на берегу снежные хижины, где отсыпались по ночам. Меняли друг друга в постромках саней: одни рыбачили — другие тащили санки в крепость, и наоборот. Под весну, когда солнце уже вытапливало сосульки на крышах, также промышляли жирную ладожскую корюшку.