Оккультные корни Октябрьской революции

А 23 марта Свердлов с Шаей сели на поезд — и помчались дальше. Теперь уже не с севера на юг, а с востока на запад. Через всю Сибирь, через всю Россию. В Петроград. Надо отметить, что Яков Михайлович умел делать расчеты на несколько ходов вперед. К примеру, как уже упоминалось, он в Туруханском крае вел обширнейшую переписку не только с родными и близкими, но и с другими ссыльными. В том числе и с Еленой Стасовой, отбывавшей двухлетнюю ссылку в Минусинске. Она потом искренне умилялась, растроганно описывала, как совершенно малознакомый ей человек “умудрялся… для нас чудом сохранять живую связь со всем миром. Все свои силы он сосредотачивал на том, чтобы поднять дух товарищей”. Подбадривал, от руки переписывал и рассылал попавшие к нему нелегальные статьи…

Но переписка-то не бескорыстной оказалась. Стасова в столицу вернулась — и Яков Михайлович к ней пристроил свою сестренку Сарру. А после революции Елена Дмитриевна возглавила Секретариат ЦК. И Сарра оказалась у нее помощницей… Словом, у Свердлова, когда он направлялся в Питер, там уже было “все схвачено”.

29 марта Яком Михайлович и Голощекин прибыли в Петроград, сразу с вокзала отправились к Сарре, узнав всю необходимую информацию. Вместе с ней — к Стасовой в Секретариат. Он гнездился еще в Таврическом, под крылышком Думы. И представлял собой всего лищь стол в коридоре, над которым висел листок бумаги с надписью “Секретариат ЦК РСДРП(б)”. Но все равно, это было уже “учреждение”! Это была информация, связи, возможность “застолбить” себя.

В Питер к этому моменту успели стянуться и другие видные большевики — из ссылок, из армии, из разных мест проживания. Сталин, Каменев, думские депутаты. Здесь тоже сплошной чередой катились бесконечные и бестолковые говорильные мероприятия. Открылось совещание представителей местных Советов, созванное Петроградским Совдепом. Параллельно Русское бюро ЦК большевиков устроило всероссийское совещание “партийных работников”. Что ж, Свердлов провел время с толком. Несмотря на свою “непримиримость” к Временному правительству, первым делом позаботился получить от правительства 500 рублей — такую “компенсацию” назначили освобожденным “политическим”. Потусовался на обоих упомянутых совешаниях. Не выступал, никуда не лез — присматривался и прислушивался.

Конечно же, он разузнал, что вот-вот в Петроград прибудет Ленин с эмигрантской партийной верхушкой — их же готовились встречать. И от правительства, и от Петроградского Совета по этому поводу торжества организовывались. Первые политэмигранты в “свободную” Россию возвращаются! Но… Яков Михайлович не хотел быть “одним из многих”. Прекрасно понял, что в этом наплыве партийцев с их именами, заслугами, старыми знакомствами он неизбежно будет затерт и останется на втором плане. И впрямь, разве он мог сравняться авторитетом с “пострадавшими” депутатами Думы, чьи фамилии выносились в свое время в аншлаги всеми газетами, полоскались на всех митингах и демонстрациях? Мог ли поспорить в “близости” к руководству с эмигрантами? Пусть бездельниками, долгие годы занимавшимися только тем, что теоретизировали и языками мололи в пивных, на “рефератах” Плеханова, Ленина, Мартова, Троцкого — но они жили рядышком с лидерами, дружили семьями, постоянно общались.

Нет, такой расклад Свердлову не подходил. Он не желал продешевить. Не для того он несся, рискую жизнью, по льду Енисея, чтобы получить назначение одним из агитатора на заводы или быть отправленным революционизировать заштатный город. И Яков Михайлович делает “ход конем”. 3 апреля, буквально в тот же день, когда ждали приезда Ленина, когда его поезд уже пересек российскую границу, когда Петросовет уже и почетный караул наряжал, и с бронедивизионом договоривался, чтоб машины прислали, “товарищ Андрей” вдруг… уезжает. Опять катит через всю Европейскую Россию, но в обратную сторону, с запада на восток. На Урал.

Прибыв в Екатеринбург, он остановился на квартире своего бывшего боевика Янкеля Юровского. После разгрома прошлой революции он удрал за рубеж, даже успел принять в Берлине лютеранство. Но когда обстановка в России успокоилась, стала безопасной, вернулся. И открыл в Екатеринбурге частную фотографию. Судя по всему, “товарищ Андрей” об этом знал. Видимо, не порывал связей со старым товарищем. И еще одним будущим цареубийцей. Атмосфера на Урале была примерно такая же, как в Красноярске. Полная политическая неразбериха, возвращающиеся ссыльные и дезертиры, паралич власти, хаос партийных, околопартийных и внутрипартийных групп и группочек.