Л. Разгон задает поистине риторический вопрос: "Почему Ежов захотел обязательно убить Софью Александровну — не знаю! И никогда не узнаю. Даже предположений не могу строить — это уже дело будущих беллетристов. Но, значит, — убили ее. Расстреляли. А я ведь видел это место… В 1990 году в нашем совете «Мемориала» снова возникла мысль о том, чтобы попытаться под здание и музей «Мемориала» завладеть тем страшным расстрельным домом, где была Военная коллегия, а сейчас находится городской Военный комиссариат. И решили поехать посмотреть этот дом… Благодаря тому что среди нас было несколько народных депутатов, а самое главное — был Евтушенко, чьему напору и популярности не могли противостоять даже прапорщики, снующие в военкомате, мы не только проникли в этот дом, но и спустились в подвалы. Со второго этажа, где заседала эта самая «коллегия», мы закоулочком прошли к узкой лестнице, ведущей глубоко вниз. Лестницу, очевидно, никогда и не ремонтировали: покосившиеся цементные ступени, стертые от бесчисленных прикосновений узкие металлические перила. И подвалы, подвалы, разделенные на отсеки. В них навалом лежит солдатская одежда, теплые шапки, пояса — ну да это все для призывников. Когда-то, когда соседнее здание именовалось «Аптекой Феррейна», в этом доме помещалось какое-то торговое дело. И подвалы были устроены, чтобы хранить тюки с мануфактурой. А чтобы спускать их вниз и вытаскивать наверх, был устроен широкий люк с пандусом, по которому эти тюки вытаскивали наверх во внутренний дворик. Люк и пандус сохранились в безукоризненном состоянии, они очень пригодились, когда в этом доме не торговали, а убивали.
И я себе представил, как их ведут или волокут по этой узкой лестнице, как их убивают тут же или же доводя до подвала, как баграми или веревками вытаскивают через люк трупы наверх, где их грузят в залитый кровью грузовик, накрывают брезентом и отправляют в одно из многочисленных подмосковных мест, подготовленных для захоронения трупов. Вот как, значит, закончилась жизнь Софьи Александровны… Еще я узнал про нее, что она с 1904 по 1909 год была членом партии эсеров, арестовывалась 4 раза, просидела год в тюремном заключении… Ну, все это уже не имеет значения. За свои 51 год она прошла столько жизней, драм, радостей и горестей, только вот этот конец… А зачем они скрывают то, что никогда и нигде — в средневековье, при любом царистском правлении, при немецких фашистах, — никогда не скрывалось, — дату конца жизни, дату смерти? Зачем они это делают?"
Вернувшись из лагеря, Елена Бокий начала выяснять судьбу матери. О том, что отец и отчим расстреляны, она уже знала, что младшая ее сестра умерла в этапе — тоже знала. Ничего не знала о матери. И, выяснив, что дело ее матери рассматривалось Военной коллегией, обратилась туда. Это было в августе 1956 года. Уже прошел XX съезд партии, уже жиденькими, но толпами возвращались из лагерей оставшиеся в живых жертвы Сталина и его славных соратников. В деле Софьи Александровны Л. Разгон нашел заявление Елены, адресованное Председателю Военной коллегии, и его ответ от 14 августа 1956 года: «Сообщите Елене Глебовне Бокий, что ее мать Софья Александровна Москвина-Бокий была осуждена 8 апреля 1938 года Военной коллегией и, отбывая наказание, умерла 12 сентября 1942 года». И подписано: «Председатель Военной коллегии Верховного суда, генерал-лейтенант юстиции — А. Чепцов».
ЗАКАТ «ОРДЕНОВ СВЕТА»
Третий миф нашей сегодняшней коллекции был унаследован ОГПУ от Третьего отделения. Как вы помните по первому тому, охранка столь бдительно надзирала за тайными обществами масонского типа, что зачастую оставляла вне поля зрения противников куда более реальных и опасных. Причем отнюдь не в силу некомпетентности свой. Просто слишком непреодолимым оказался страх перед «вольными каменщиками» и прочими иллюминатами, в чьих ложах — согласно расхожему мнению — была выпестована Французская революция. Впитавшись в самую плоть российских спецслужб, генетический страх этот пережил революцию и органически вписался в психологию, казалось бы, заново созданных и никак не связанных с предшественниками органов ЧК — ОГПУ — НКВД. При этом немаловажное обстоятельство, что масонство, и прежде-то не игравшее в отечестве нашем особой роли, в первой четверти XX века выродилось окончательно, никакого значения не имело.
Вырождение это было вполне закономерным. Первоначально плодотворная идея «братства вольных каменщиков» о самосовершенствовании через ритуал в силу косности последнего довольно быстро исчерпала себя. В конечном счете это привело к попытке создания нового — так называемого «кадетского» или «политического» — масонства. Однако, лишенное основополагающего элемента — того самого ритуала, который оказалось нечем заменить — оно так и не смогло стать явлением общественно значимым, оставшись по сути лишь некоей игрой, маскирующей достаточно заурядные политические кружки и салоны, в разной форме существовавшие во всех странах и во все еремена. А после 1917 года игра стала уже совершенно откровенной.