Такое «исповедание» сына священника, брошенного в тюрьму в 1924 году только за то, что он пригласил друзей семьи совершить в доме панихиду по умершему отцу, приоткрывает глубоко религиозную направленность ордена, от которой всячески пытались уйти в своих показаниях арестованные «рыцари». В те времена связь с церковью, присутствие на богослужении, признание собственного религиозного чувства и веры в Бога могли привести к самым тяжелым последствиям. Найденные при обыске Библия или Евангелие квалифицировались как «хранение антисоветской литературы и антисоветская пропаганда». Любой интерес к духовности и религии, к идеалистической философии, уже одним своим существованием ставившей под сомнение «абсолютные истины» марксистских догм, представлялся свидетельством заговора против господствующего режима.
Из приведенных примеров видно, как складывались начальные кружки, объединявшие родственников и друзей, затем единомышленников из числа знакомых, позволяя отбирать людей мыслящих, ставящих духовные интересы и моральные принципы выше житейских, а смысл своей жизни полагающих в чем-то большем, чем бытовая обеспеченность и служебное преуспевание. Характерно прорвавшееся уже на втором допросе признание Гиршфельда, которое позволяет думать, что дом на Арбате он покинул потому, что для него «эти собрания перестали быть интересными» и в нем «крепло трезвое материалистическое марксистское мировоззрение».
Видимо, то обстоятельство, что его интересы были «совершенно другого порядка», тут же заметили и соответствующим образом оценили окружающие. По словам Гиршфельда, «они говорили, что я разлагаюсь: что начинаю жиреть, приобретать буржуазные замашки, делать советскую карьеру и т. п. Меня это настолько оскорбило, что я перестал у них совершенно бывать…».
Оно и неудивительно. «Органическое отвращение ко всяким ритуалам» Гиршфельда возбуждалось, как можно предположить, именно христианским и христологическим аспектом орденского учения и символики. Ему, убежденному материалисту, вообще должно было быть не слишком уютно в среде творческой московской интеллигенции, пытавшейся отстоять свой духовный мир от посягательств партийного пролетариата. Поэтому совсем не случайно в его показаниях мы обнаруживаем отзыв о ГАХН, которая, по его словам, «была убежищем для представителей идеалистических течений самых разнообразных толков» и ареной орденской пропаганды, поскольку в Секции живого слова «Смирнов был ответственным секретарем, а Поль — одним из членов Совета». "Насколько мне помнится, — продолжал Гиршфельд, — в этой секции было несколько выступлений Солоновича, одно из них на тему о Бакунине. Были выступления Никитина о египетском искусстве и Смышляева о творчестве актера <…> Нужно сказать, что обстановка на публичных выступлениях в ГАХН носила весьма специфический характер, и зачастую приходилось просто удивляться, что в Советском Союзе могли открыто проводиться ничем не прикрытые антимарксистские и антиматериалистические взгляды. ГАХН до самого последнего времени была оплотом вырождающейся интеллигенции, не сумевшей приложить своих сил в деле социалистического строительства, и только в прошлом году благодаря кампании, поднятой
«Комсомольской правдой», старый состав ГАХН был раскассирован…"
Действительно, в 1929 году Академию разогнали, а большинство ее членов и сотрудников рано или поздно были перемолоты советской репрессивной машиной. Так прекратилась жизнь одного из последних культурных центров России.
Но чем занималась в «рыцарских кружках» эта «вырождающаяся интеллигенция»?
Об одной стороне ее деятельности — благотворительной — я уже говорил. Другая сторона жизни ордена — внутренняя — приоткрывается нам в приведенном показании Смирнова. Об этом свидетельствует и Е. А. Поль, давая понять, что «рыцари» на некоторых заседаниях выступали со своего рода «исповедью», рассказывая о своих поступках, которые затем обсуждались. Наконец шла собственно орденская работа, способствующая развитию и совершенствованию «рыцарей», — изучение легенд, оккультной, духовной и прочей литературы, распространение ее в рукописном и машинописном виде, а также новые переводы по этой тематике с европейских языков. У ордена была и пополняемая «рыцарями» библиотека. Она находилась где-то под Москвой и насчитывала несколько сотен книг. Они были отмечены в рукописных каталогах, которыми могли пользоваться члены ордена. К их услугам была богатая и тоже регулярно пополнявшаяся за счет пожертвований библиотека-читальня при Музее П. А. Кропоткина. Была сделана попытка создавать собственную переплетную мастерскую, которой особенно интересовались следователи ОГПУ.
Но в центре были все-таки легенды, первоначально сообщавшиеся «рыцарям» только устно.