В отличие от предыдущего, в своей преамбуле он содержит заявление, что только одним «утешенным» доступен свет Истины, которого не ведают «ни прелаты, ни князья, ни ученые, ни сыны Нового Вавилона». Последним (приверженцам римско-католической Церкви. — А. Н.) следует наиболее осторожно сообщать какие-либо сведения, с осмотрительностью принимать их в число «утешенных». Однако двери тайного братства должны быть открыты всем, невзирая на национальные различия, и в первую очередь тем, «которые в Тулузской провинции называют себя „добрыми людьми“, в Лионской области — „бедными“ (речь идет о катарах и альбигойцах. — А. Н.), скрывающимся около Вероны и Бергама, „байолям“ Галиции и Этрурии, „боргам“ (богомилам — А. Я.) Болгарии, „друзам“ на Кипре и в горах Ливана, а также сарацинам в Испании». В последнем случае в пример приводится посвящение Саладдина по рекомендации Энфрида Турского.
«Утешенные» составляли еще более узкий круг, чем «избранные» предыдущего документа. Возрастной ценз не допускал приема людей моложе 36 лет; особенно трудно было проникнуть туда «монахам, клирикам, аббатам, епископам и клерикальным ученым», «потому что они часто поступают коварно, скрывая в сердце измену, или, отказавшись от своих заблуждений, ищут Света только для того, чтобы с большей свободой погрязнуть в пороках».
Строго и уже безо всяких особых испытаний совершался прием в «капитул утешенных».
«Каждый избранный, прежде чем он будет допущен в число утешенных, должен вручить своему учителю письменную, подробную и обстоятельную исповедь во всех своих грехах и проступках, совершенных им по настоящее время: полноту и истину своей исповеди он обязан подтвердить клятвою в присутствии двух свидетелей; эта исповедь должна быть положена на хранение в архив капитула…»
Подробное описание обряда, с чередованием пения антифонов и псалмов, последующих молитв и клятв, свидетельствует о церковном характере «капитула утешенных», противопоставлявших свою «истинную» Церковь «вавилонской блуднице» — Риму, тогда как в «уставе избранных» ощущается гораздо больше свободной духовности и уважения к интеллекту. Интересно, что именно в «капитуле утешенных» мы встречаемся с «идолом Бафомета», которого вынимали из реликвария и, подняв, показывали братии и неофиту со словами: «Народ, ходивший во тьме, увидал великий Свет, который возблистал и для сидящих в стране и сени смертной. Трое суть, которые возвестили миру о Боге, и эти трое — суть одно!»
Что означала эта знаменательная фраза, не совсем понятно, как и последующее указание в ту же или следующую ночь раскрыть неофиту «тайное учение о Боге, о вочеловечении, об Иисусе, о Новом Вавилоне, о природе вещей и вечной жизни, о тайнах, касающихся человека, о великой философии, Абраке и талисманах». Впрочем, предостережение последующих параграфов «не совершать известных алхимических опытов, простые металлы превращая в золото или серебро» в тех домах, где кроме посвященных проживают и другие братья, а заниматься этим «в отдаленных местах с соблюдением величайшей тайны, на пользу себе и утешенным», совершенно определенно указывает, что рассматриваемое ответвление тайного тамплиерства имело дело не столько с широко распространенными в те времена «ересями», сколько с алхимическим оккультизмом, от которого открывался прямой путь к практической магии и каббалистике.
Ни один из этих тайных статутов не дает основания заподозрить «избранных» или «утешенных» тамплиеров (составлявших, возможно, наряду с другими такими же тайными капитулами со своим уставом орден внутри ордена) в склонности к сатанизму, на чем настаивали их обвинители и клерикальные историки позднейшего времени. Конечно, нельзя поручиться, что при многократной передаче с Востока, откуда берет начало это тайное учение, понятие «крещения мудростью», связанное непосредственно с Иоанном Крестителем, особо почитавшимся у тамплиеров (владевших, возможно, и серебряным изображением его головы), не было позднее истолковано как название «идола». Быть может, в сознании «добрых людей» и «богомилов» он соединился с образом того самого Утешителя-Параклета, приход которого возвещал в своих пьесах-диалогах А. А. Карелин. К слову сказать, у Карелина использован и образ «другого Иисуса, сына Марии», который ничего общего не имел с одноименным ему Учителем, посвященным в таинства жрецами Египта.
Действительно, параллелей и аналогий оказывается весьма много — даже при столь ограниченном материале — для сравнительного изучения тайного тамплиерства и анархо-мистиков.