Оккультные силы СССР

«Вернувшись через несколько дней в Ленинград, — вспоминал Барченко, — Владимиров сообщил мне, что дела наши идут успешно, что мне следует выехать в Москву для того, чтобы изложить наш проект руководящим работникам ОГПУ. В Москве Владимиров снова свел меня с Аграновым, которого мы посетили у него на квартире, находившейся, как я помню, на одной из улиц, расположенных вблизи зданий ОГПУ. Точного адреса я в памяти не сохранил. При этой встрече Агранов сказал мне, что мое сообщение о замкнутом научном коллективе предполагается поставить на заседание коллегии ОГПУ. Мое предложение — об установлении контактов с носителями тайн Шамбалы на Востоке — имеет шансы быть принятым, и в дальнейшем мне, по-видимому, придется держать в этом отношении деловую связь с членом коллегии ОГПУ Бокием. В тот же или на другой день Владимиров свозил меня к Бокию, который затем поставил мой доклад на коллегию ОГПУ. Заседание коллегии состоялось поздно ночью. Все были сильно утомлены, слушали меня невнимательно. Торопились поскорее кончить с вопросами. В результате при поддержке Бокия и Агранова нам удалось добиться в общем-то благоприятного решения о том, чтобы поручить Бокию ознакомиться детально с содержанием моего проекта и, если из него действительно можно извлечь какую либо пользу, сделать это».

Тогда же Блюмкин и Лейсмер рекомендовали Барченко Глебу Бокию. В частной беседе с начальником Спецотдела Александр Васильевич привлек его внимание к мистическому учению Дюнхор как квинтэссенции древней науки и указал на желательность контактов с Шамбалой, причем нашел понимание Бокия:

«Из совещаний с Нага Навеном, наместником Далай-Ламы в Западном Тибете, я [Барченко] получил санкцию на сообщение большевикам моих научных изысканий в области „древней науки“ через специально созданную группу коммунистов и на установление контактов советского правительства с Шамбалой».

С этого и началась жизнь секретной лаборатории нейро-энергетики при целевом финансировании Спецотделом при ОГПУ, длившаяся 12 лет — вплоть до мая 1937 года.

* * *

Да, в декабре 1924 года, когда Барченко приезжал в Москву для доклада о своем открытии на коллегии ОГПУ, он произвел на начальника Спецотдела сильное впечатление. Несколько месяцев Бокий пребывал в состоянии депрессии и подавленности. Он был прекрасно осведомлен о положении дел в стране и знал, что каждый день без остановки работает человеческая мясорубка ОГПУ. Если во время гражданской войны Глеб Иванович оправдывал необходимость репрессий по отношению к представителям бывшего «правящего класса» и даже шел во главе «красного террора», то несколько лет спустя его стали одолевать сомнения.

И когда зимой 1924 года, после доклада на коллегии, Барченко и Бокий разговорились, ученый произнес фразу, изменившую жизнь обоих собеседников: «…контакт с Шамбалой способен вывести человечество из кровавого тупика безумия, той ожесточенной борьбы, в которой оно безнадежно тонет». Еще больше удивил ученый начальника Спецотдела, сообщив, что ему известно о дружбе Глеба Ивановича с доктором Мокиевским.

Несколько дней спустя на конспиративной квартире, указанной Бокием, в обстановке строгой секретности собрались близкие Глебу Бокию люди — Москвин, Кострикин, Стомо-няков, а также Барченко, — для того чтобы создать московский центр «Единого трудового братства». Сходка началась с выступления Барченко. Он был взволнован, и это волнение передалось присутствовавшим. Вспоминая начало революции, Александр Васильевич говорил: «…По мере поступательного движения революции возникали картины крушения всех общечеловеческих ценностей, картины ожесточенного физического истребления людей. Передо мной возникали вопросы — как, почему, в силу чего обездоленные труженики превратились в зверино-ревущую толпу, массами уничтожающую работников мысли, проводников общечеловеческих идеалов, как изменить острую вражду между простонародьем и работниками мысли? Как разрешить все эти противоречия? Признание диктатуры пролетариата не отвечало моему мировоззрению».

Все присутствовавшие буквально окаменели после первых фраз Барченко, между тем он продолжал:

"Для меня еще больше усугублялся вопрос: стало быть, все кровавые жертвы революции оказались впустую, впереди еще большие кровавые жертвы новых революций и еще большее одичание человечества?!

В своей мистической самонадеянности я полагал, что ключ к решению проблем регулирования человеческих отношений находится в Шамбале-Агарти, этом конспиративном очаге, где сохраняются остатки знаний и опыта того общества, которое находилось на более высокой стадии социального и материально-технического развития, чем общество современное.