В тайны звука, по преданиям, был посвящён Пифагор. Для знаменитого философа и математика античности музыка была производной мистической математики. Он же не раз говорил о глубочайшем воздействии звука на чувства и эмоции человека. Сохранилась любопытная история. Пифагор как-то наблюдал за звёздами. Вдруг заметил пьяного юнца, ломившегося в соседний дом и пытавшегося поджечь его. Ярость юноши возбуждалась звуками фригийской мелодии уличного флейтиста. Пифагор не стал «воспитывать» молодца, он всего лишь убедил флейтиста изменить мелодию на медленную ритмичную музыку. Дебошир собрал хворост и ушёл. Об ученике Пифагора Эмпедокле известно, что он мелодией спас жизнь своему хозяину Анхиту, когда тому угрожали мечом. Знаменитый греческий врач Эскулап лечил радикулит и другие болезни нервов… играя на трубе. Платон считал, что нет ничего более влиятельного на внутренние чувства, чем мелодия и ритм. Он соглашался с Дамоном из Афин, музыкальным учителем Сократа, что невозможно изменить нотный ключ без потрясения основ государства.
Отголоски тех древних знаний сохранили некоторые эзотерические учения. В одном из оккультных романов я обнаружил любопытный монолог Учителя, поучавшего неофита. В его слова стоит вчитаться, ибо за ними тысячелетняя мудрость:
«Я уже раньше говорил тебе, что звук представляет одну из самых страшных оккультных сил. Звук собирает и рассеивает. Звук, равно как и запах, является в действительности веществом необычайно тонким и проистекающим из тела, будучи извлечённым при помощи толчка или удара. Звуки, вызванные в известном объёме и сочетании так, чтобы они могли дать эфирные аккорды, путём распространения тонических соединений, проникают во всё, что им доступно. Тем же самым законом объясняется могущество музыки, которая раздражает или приводит в восторженное состояние, или успокаивает, одним словом, влияет на душевное состояние. Равно как и придаёт соответствующую силу магическим формулам. Формулы, как и мелодия, образуют особые вибрации с преследуемой им целью».
Жрецы утверждали, что каждый элемент в природе имеет свой нотный ключ. Если эти элементы скомбинированы в сложную структуру, результатом является струна, которая, если зазвучит, заставит её распасться на части. Подобным же образом каждый человек имеет свой ключ, такой, что если он зазвучит, человек будет уничтожен…
Однако оставим преданья старины глубокой. Вспомним курс школьной физики. Звук — это воспринимаемые нашим ухом механические колебания, распространяющиеся в упругой среде: в газах, жидкостях или твёрдых телах. Человеческое ухо способно воспринимать их в диапазоне частот от 16 до 20 000 колебаний в секунду. Колебания, имеющие меньшую частоту, называются инфразвуками, большую — ультразвуками.
Учёные, изучавшие проблемы воздействия низкочастотных звуков на слух человека, пришли к выводу, что наши уши в состоянии воспринимать чрезвычайно низкие звуки — по частоте почти в десять раз меньше обычно принятой нижней границы слуха. Сложность этого явления в том, что человек не осознаёт низкочастотные звуки, но при этом испытывает «немотивированное» чувство тревоги. Американский учёный Роберт Вуд воспроизвёл в театре, во время одного из спектаклей, звук частотой 13 колебаний в секунду, обычно неслышимый человеческим ухом. Учёный хотел усилить воздействие драмы на сознание зрителей. Но, как оказалось, перестарался. Люди пришли в неописуемый ужас. Дрогнули стены, закачалась люстра. Вуда обвинили в чёрной магии.
Одним словом, так ли нелепо заявление Владимира Жириновского?
В Акустическом институте отказались подтвердить возможность использования акустических явлений в разработках нового оружия. Мол, такие факты нам неизвестны, а исследований в этой сфере институт не проводил. Я уже собрался поверить и списать «осведомлённость» Жириновского на политическую фантазию, если бы… меня не остановили.
Вышло так, что в институт я прошёл, что называется «дуриком», вместо документов приветливо поздоровавшись с охранником. И когда мой собеседник, заместитель директора института, решил подписать мой пропуск, моё «инкогнито» раскрылось. И это неприятно удивило моего визави, и я был препровождён в «первый отдел», как его называли по старинке. В первом отделе со мной провели беседу, смахивающую на допрос. После въедливого выяснения моих полномочий мне разъяснили легальный порядок общения с работниками института. Надо было написать редакционное письмо на имя руководства института с заранее сформулированными вопросами и только после определённой подготовки, недельки через две, мог состояться разговор с определённым сотрудником института в присутствии представителя «первого отдела».
Встреча с «режимником», естественно, вызвала сомнение в искренности заместителя директора по науке. Где-где, а на режимном объекте учёные мужи умеют хранить секреты. А то, что секреты есть, подтверждает косвенная информация.