Оккультные войны НКВД и СС

Не будь похода на Ургу, имя Унгерна ныне было бы известно лишь нескольким историкам и краеведам. Знаменитым его сделала монгольская эпопея. Белый генерал, ни разу не вступивший в бой с регулярными частями Красной Армии, палач и неврастеник, известный скорее карательными, нежели полководческими заслугами, он превратился в полубезумного "самодержца пустыни" и в итоге стал героем мифа, жутким символом не только революционной смуты, но и тех веяний мирового духа, которые ощущаются и поныне, грозя в будущем обернуться новой бурей с Востока.

Однако вопрос о том, почему и в какой именно момент Унгерн решил идти на Ургу, остается открытым. Современники выдвигали разные версии. Наиболее популярной из них (и многое объясняющей) является версия, согласно которой вдохновителями барона были японцы. Ведя двойную политику, они будто бы решили сделать Унгерна чем-то вроде подсадной куклы, чтобы их ставленник Чжан Цзолин, победив это "тряпичное чудище", предстал перед Китаем в ореоле национального героя. Существует и другой вариант - с помощью Унгерна японцы рассчитывали облегчить Чжан Цзолину завоевание Халхи, если барон прикроет ее с севера от возможного вторжения красных. Наверняка они подталкивали его к этой экспедиции. Не случайно доверенным лицом Унгерна в то время ненадолго стал капитан Судзуки, командир входившей в состав Азиатской дивизии отдельной "японской сотни". Однако очень скоро Судзуки угодил в опалу - Унгерн вынашивал совсем другие планы, несравненно более грандиозные. Быть игрушкой в руках Токио он отнюдь не собирался и позднее, на допросах и на суде, искренне отрицал, что действовал "под покровительством Токио".

Так или иначе, не с первой и не со второй, но с третьей попытки армия барона Унгерна взяла Ургу. Произошло это в первых числах февраля 1921 года.

Короткое правление барона в Урге продемонстрировало, что, собственно, несет этот человек Азии и Европе под знаменем торжества буддизма-ламаизма и пришествия Ригдена Джапо.

При въезде барона в Ургу ему на глаза попались две монголки, тащившие какую-то ткань из разграбленной китайской лавки. Тут же Унгерн распорядился их повесить и не снимать трупы в течение нескольких дней. Неделю спустя несчастные воровки, обмотанные украденной материей - свидетельством их преступления, - еще висели на полуобгоревших столбах базарных ворот. Первый приезд Унгерна в Ургу ознаменовался первой в ее трехсотлетней истории публичной казнью.

"Страшную картину, - пишет Волков, - представляла собой Урга после взятия ее Унгерном. Такими, наверное, должны были быть города, взятые Пугачевым. Разграбленные китайские лавки зияли разбитыми дверьми и окнами, трупы гамин-китайцев вперемешку с обезглавленными замученными евреями, их женами и детьми пожирались дикими монгольскими собаками. Тела казненных не выдавались родственникам, а впоследствии выбрасывались на свалку по берегу речки Сельбы. Можно было видеть разжиревших собак, обгладывающих занесенную ими на улицы города руку или ногу казненного. В отдельных домах засели китайские солдаты и, не ожидая пощады, дорого продавали свою жизнь. Пьяные, дикого вида казаки в шелковых халатах поверх изодранного полушубка или шинели брали приступом эти дома или сжигали их вместе с засевшими там китайцами".

Но это были еще цветочки. Ягодки начались с того, как барон взялся за реализацию своего плана в отношении местных евреев, от которых, согласно его мечтаниям, "даже на семя не должно остаться ни мужчин, ни женщин". И это еще одно, что роднит барона Унгерна с другим агрессивным и наиболее последовательным оккультистом XX века - Адольфом Гитлером…